А есть ли на свете

Цветы, что не вянут,

Глаза, что на солнце

Глядят и не слепнут?

И есть ли на свете

Те дивные страны,

Где нимбы не гаснут,

Где краски не блекнут?

Fleur «Отречение»1

За окном по-весеннему щебетали птицы. Пронзительно яркий солнечный луч пробрался в спальню, резанув по глазам спящей Марианне. Дуновение ветерка из открытых слугами окон донесло до ноздрей волнующий аромат свежести. Когда природа ещё мертва и только почки на деревьях начинают набухать, в воздухе уже разносится тревожащее грудь предчувствие весны. Прохладный ветер с шорохом шевелил белоснежную ажурную тюль по каменному, до блеска отполированному полу. Лучи света пробивались сквозь разноцветные витражи, трепетными отблесками падая на стены и потолок. Вдыхая свежесть весны, больная пробудилась.

В комнате тихо и пусто. Пошуршав ладонями по накрахмаленным простыням, девушка потянулась за стаканом воды на тумбочке. Села с трудом опираясь руками. На комоде стоял букет из зацветающих древесных ветвей, обрамленных розовыми махровыми цветами. Объемный букет ландышей привлекал ароматом с противоположной стороны по-королевски широкой кровати.

Девушка силилась вспомнить происходившее с ней, но выходило с трудом. Какие-то женщины приходили, шептали на уши. С коронами на головах и длинными черными волосами. Стояли по углам кровати…а дальше пробел… марево… Всё как в полусне. Сложно было вспомнить. События крутились, вырываясь из воспоминаний водоворотом, и от того просторная комната казалось совсем маленькой, тесной. Не уместить здесь бесконечный поток мыслей и чувств, представший перед нею. Кажется ли все это, а может и было взаправду? Женщина змея плакала рядом. Рыдала тяжело, всхлипывая из глубины, так что у Марианны перехватило дыхание. Змея… Она змея или нет? Что-то близко, совсем близко. Как будто нащупала нечто ускользавшее, но оно извивалось и выпрыгивало из парализованных пальцев памяти. «Харша! – крикнул голос в голове». Царевна нагов2 помогла, спасла от смерти… а может не она. И помнится, что ехали долго, скакали на лошади, и было дурно, очень дурно, а тряска эта доставляла бесконечные страдания… Когда же это было? Сколько времени прошло? Кто может это сказать? Но потом… Блаженство покоя. Оно охватило тогда, когда уже умирала. Зачем выдернули оттуда? Боль, сильная боль вначале, потом страх, что не справится с этим и смерть уже пришла. Боялась потерять… кого? Себя, его. Возможно, всех вместе. И странно зачем боялась, теперь глупым все это кажется. Он тоже был здесь тогда. И слабым замутненным взглядом она видела это. Равнодушие. Так, кажется, это выглядело. Он был равнодушен. Тогда говорил… не вспомнить, ничего не вспомнить… ты был здесь или нет? Женщина-змея рыдала в изголовье…

Голова начала мутнеть и заболела. Мысли крутились и ничего ясного не выходило. Марианна двинула ногой, все тело окостеневшее, немое. Тонкая кружевная хлопковая сорочка окутывала её до щиколоток. Мышцы не слушались, приходилось будто сквозь болото пробираться. Скованная вязкими жгутами-щупальцами, выбирающаяся из недр кровати, как из трясины освобождалась. Дыхание усилилось, со стоном она поставила ногу на холодный пол. «Что же со мной такое? Чуть не умерла похоже. Или умерла, а потом опять ожила…» Пол становился ледяным, когда, шлепая босыми ногами она подходила к уборной. Тапочки забыла или их унесли и уже не приносили, полагая что она умерла или умрет сегодня ночью. Вчера? Когда это было?

Налила из фарфорового кувшина воды в тазик, начала умываться. Руки не слушались и брызги летели повсюду. В зеркале отражалось измученное, с синяками под глазами, худое обезвоженное лицо. Темные волосы сбились клочьями, торчали в разные стороны. Опершись о край стола, девушка заглядывала в глаза незнакомой фигуре в зеркале. Зачерпывая воду в тазике, поднимала руку на уровень глаз, равнодушно наблюдая как она сливается обратно и капли стекают по ладони и затем достигают локтя, оставляя темные пятна на рукавах сорочки.

– Что же вы делаете? – послышался окрик за спиной. Марианна медленно обернулась, перешлепывая босыми ногами по луже на полу. Вбежала молодая медсестра, на ходу выхватывая полотенце с полки и вытирая руки больной, – Вы же замерзнете здесь, – Марианна уловила тревогу в голосе и улыбнулась беспечно.

– Вы так добры, – пошептала она едва слышно, удивившись полностью потерянному голосу. – Что со мной? – спросила саму себя вслух, и голос прозвучал как эхо из деревянной бочки.

– Я так рада! Мы все так рады, что вы живы, но ходить вам ещё рано. Пока сил не наберетесь – не вставайте. Или звоните в колокольчик, – Марианна только сейчас подметила маленький серебряный колокольчик, стоявший всё это время рядом со стаканом. Медсестра мягко подталкивала ее к кровати, обхватив вокруг талии. – Ложитесь, сейчас принесут чай.

Аромат трав разнесся от прикроватного столика, который служанка толкала перед собой. Горячая кружка мягким теплом согревала замерзшие пальцы, и Марианна попросила:

– Можно прикрыть окно? Прохладно.

– О нет, простите, но вам очень полезен свежий воздух. Потерпите пока. Обернитесь одеялом посильней. Сейчас я вам помогу. – Говорила медсестра, зажигая небольшие пучки трав, раскладывая их в разных частях комнаты на глиняные тарелочки. Служанка делала то же и вскоре вся комната покрылась густым дымом. Марианна закашлялась и перестала уже чувствовать аромат заваренных трав и густой запах добавленного в чай меда. Служанка пододвинула к ней стул и видимо желая придать больной благообразный вид, гребнем с длинными зубцами принялась расчесывать спутанные волосы. Выходило из рук вон плохо. Девушка морщилась, то и дело ее голова тянулась за рукой служанки и потом с силой возвращалась на место. Чтобы не расплескать чай, пришлось поставить кружку на столик. Служанка недовольно хмыкала, в очередной раз снимая с гребня целый пучок выдранных волос, вылезавших как при линьке. Уже дойдя до конца процедуры, она разошлась и царапнула расческой шею больной. Та ахнула, прижав руку к больному месту. Под пальцами ощущалась рана от содранного струпа. Пока медсестра и служанка суетились, чтобы наложить повязку, Марианна нащупала еще несколько полузасохших корочек от болячек на шее и спине. Наконец, когда совершенно грязные волосы были приведены в порядок, а больная успокоилась и лежала, глядя в потолок, дверь закрылась и сердце белокурой служанки немного успокоилось.