Трейси Хигли

Сумеречный Сад

Tracy Higley

NIGHTFALL IN THE GARDEN OF DEEP TIME

© 2022 Stonewater Books LLC

© Беккерман А., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Оформление обложки Екатерины Климовой

* * *

Душа живет в глубоком времени.

Нас движет, нас зовет вперед

Невыносимая тоска по дому.

И прошлое, и настоящее время на самом деле

Один и тот же Дом, один и тот же зов…

Ричард Рор

Пролог

МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: С УЛИЦЫ

Заброшенный участок, скрытый за кирпичной стеной. Пустующий, если не считать сорняков, выросших размером с деревья, и занесенный ветром мусор, скопившийся от нескольких равнодушных поколений. Посреди стоят кованые железные ворота. Они проржавели, и сложно вообразить, что они когда-то гостеприимно распахивались навстречу человеку.

За воротами стебли растений тянутся к небу, к соседним домам, к железным прутьям, оплетая ворота густым зеленым покровом, из-под которого выглядывает ржавчина, и никого не пропуская внутрь.

Пустой участок. Запущенный, заброшенный, забытый.

ВНУТРИ – НЕЗРИМО:

Жизнь.

Музыка и живопись.

Поэзия и История.

Истина, Красота и Добро.

Ждут, пока их откроют, увидят.

Пока их получат как благословение – и как упрек.

Как средство или, возможно, как цель.

Ждут зрячих, чтобы те увидели, слышащих, чтобы те услышали.

Ждут Келси, пока она бежит к книжному магазину, держа в одной руке стакан с горячим кофе, а в другой – пакет печенья, мысленно сочиняя…

Глава 1

Если увидеть город на грани весны глазами воображения, то кажется, что он держит в своих асфальтовых ладонях обещание и возможности. Он вызывает стужу отыграться за последнее поражение и расставляет своих солдат – пешеходов, снявших куртки, и водителей, открывающих окна в машинах, – готовясь к битве за тепло, листья, птичье пение…

Нет, не пойдет.

Начинать текст с погоды. Что может быть ленивее.

И на сколько же я опаздываю?

Я отвлекаюсь от опасных хребтов и долин покрытого трещинами тротуара и поворачиваю запястье, чтобы посмотреть на часы.

Кофе вот-вот прольется, хотя дисплей даже не загорелся. Должно быть, скоро три. В любой момент придут ученики, а у подростков терпение короткое. Мне очень нужны эти встречи с ними, сегодня – особенно. На час, что мы проведем вместе, я могу перестать думать о своей дилемме.

Как водится, в кафе я потеряла счет времени, пока запасалась печеньем для прилавка книжного и обсуждала с Анамарией свою новую маркетинговую идею, плод отчаяния. К тому же по дороге домой я поддалась порыву сочинить нелепую оду весне и замедлилась.

«Ворон считаешь», – так бы Ба назвала мои видения города, который вместе со своими жителями идет в бой, чтобы вернуть в мир весну. Она бы улыбнулась и подмигнула, но все равно. Слишком много проблем нужно решать в реальности, нет времени спускаться по затейливым тропинкам сознания.

Воображение на хлеб не намажешь.

От кафе Анамарии я прошла уже три квартала сквозь милый сердцу район Линкольн Виллидж. Прохожу мимо музыкального магазина «Ритм и чудо», потом мимо пустой кирпично-красной стены рядом с магазином – и наконец я у Книжной лавки на Каштановой улице… бывшей когда-то Театром на Каштановой улице. Скульптурный фасад, уложенный завитками в карниз над резными дверьми – отзвук первого предназначения здания. Мускулистый Дионис лежит, развалившись, над головами прохожих и поднимает кубок за бурное веселье театра.

Я перехватываю бумажный пакет с печеньем в зубы, а освободившейся рукой открываю дверь, задевая колокольчик над головой.

– Келси, ты что, скотчтерьер какой-то? – Гнусавый голос Лизы пронзает весеннее тепло, а затем она подхватывает у меня печенье.

– Который час? Они уже здесь? – Я забираю у нее пакет и ставлю печенье и свой кофе на прилавок из полированного красного дерева.

– Всего лишь 14:30, – щурится Лиза. Кивком она указывает на мое запястье: – Почему бы тебе не посмотреть на свою игрушку?

«Игрушка»! Говорит, как будто ей семьдесят лет, но на самом деле ей около сорока, хотя годы и не были к ней благосклонны. Рваная прямая стрижка неровно обрамляет глубоко посаженные глаза и рот. На ней сегодня желтый шарф, только подчеркивающий нездоровый цвет кожи. Она выглядит так, будто не выспалась.

– Я просто… Кофе… – Я качаю головой. Спорить с Лизой бессмысленно. К тому же она не очень пунктуальна и мой единственный подчиненный, поэтому я не хочу ее раздражать.

Вместо этого я разрываю пакет, достаю из него печенье и, открыв витрину, раскладываю печенье на верхнем ярусе, как черепицу на крыше, для толпы голодных после школы подростков.

Лиза возвращается к работе (или избеганию ее) в комнате за кассой.

Пользуясь случаем, я вгрызаюсь в шоколадное печенье, делаю глоток кофе и, опершись на прилавок, позволяю себе оглядеть книжный, залитый лучами медового послеобеденного солнца сквозь витражные окна, расположенные высоко на правой от меня стене, над фресками с портретами знаменитых писателей. Пылинки танцуют в воздухе под нежные ноты Вивальди, словно крошечные феи Динь-Динь летают по Нетландии.

Несмотря на все, что происходит, я наслаждаюсь этой минутой в моем уютном гнездышке и чувствую благодарность за этот книжный – здесь все, что я люблю, разложено по стопкам, перевязано и расставлено на полки в огромном помещении со множеством таинственных укромных уголков. Для девушки с генеалогическим деревом, состоящим из одних пробелов, этот магазин – дом, и семья, и жизнь.

Любому, кто знает историю этого места или кто задержался на входе и прочитал подписи под пожелтевшими фотографиями, очевидно, что раньше это был общественный театр. Возвышения раньше были сценой, над моей головой – театральный балкон, а в задних комнатах еще стоят подсвеченные зеркала и вешалки с костюмами вместо книжных шкафов с подписями «ИСТОРИЯ ИСКУССТВА» или «ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОСОФИЯ».

Уже больше шестидесяти лет прошло с тех пор, как Ба связала воедино свою любовь к театру и любовь к книгам и выкупила это обреченное место, чтобы сделать из него книжный рай.

И обожаю я здесь не театр, а книги. От невыветрившегося запаха чернил свежих изданий до пыльного аромата подержанных кожаных переплетов, ждущих своего читателя, который бы оживил их любовью, от каждой книги веет ностальгией и радостью. Я всегда провожу пальцами по острым обрезам новых поступлений или поглаживаю бархатно-мягкие букинистические находки в потрепанных текстильных обложках