— Спаситель мой! — улыбнулась Кэссиди Франзоне и распахнула дверь.

Тридцать четвертая неделя беременности. Ей нужно есть, как только голод напомнит о ее положении. Она не замужем, но даже рада этому — теперь у нее появился шанс родить ребенка для себя самой. Вот только выходить на августовскую жару, чтобы купить крабовый суп, пусть и любимый, выше ее сил.

Отец предоставил в ее распоряжение своих служащих. Если ей что-нибудь было нужно, в любой момент кто-нибудь из сотрудников «Франзоне Уэйст менеджмент» выкраивал для нее время.

— Кто спаситель? Я?

Стоявший за дверью мужчина в штате служащих отца не числился, но Кэссиди прекрасно его знала.

Это был отец ее будущего ребенка.

Разинув рот, Кэссиди уставилась на Донована Толли. А все-таки… он самый красивый мужчина в мире! Эти густые волосы… Волосы, в которые так приятно запустить пальцы. Сейчас их легонько трепал бриз. И ему очень шла отлично сшитая одежда… Нет-нет, это не показатель излишнего тщеславия, а только любовь к качеству.

— Что тебе здесь надо? — Оставалось надеяться, что этот вопрос прозвучал достаточно равнодушно, как бы между прочим, но Кэсси при этом невольно прикрыла живот рукой. Впрочем, почему Донован должен догадываться, что она беременна? А вдруг все-таки догадывается?

Может быть, виновато ее постоянное чувство голода? А может, прошло уже слишком много времени — восемь месяцев, если быть точной, — с тех пор, как они виделись в последний раз? Но факт остается фактом — Кэсси чуть не разревелась, когда он улыбнулся.

— Можно войти? Не хочется разговаривать в дверях.

Он что, издевается?

Гость вздернул на лоб солнцезащитные очки, и она увидела, что он бросает взгляды на ее живот.

— О чем ты хочешь говорить?

А если он не поверит в собственное отцовство? И вообще, что ему надо? И какого черта Донован все еще ей нравится, хотя именно он разбил ее сердце и бросил одну?

— Прежде всего, о твоей беременности, — Донован уже откровенно разглядывал ее живот, и брови у него поднимались все выше.

Да, признала Кэсси, в свое время она не сказала Доновану, что у нее будет ребенок. Но именно он сделал ей тогда довольно практичное предложение и вполне ясно высказался по поводу детей.

— Я знаю о том, как ты относишься к детям, так что не…

— Не уверен! — перебил ее Донован. — Разреши мне войти, Кэссиди. Нам надо поговорить, и пока мы не поговорим, я не уйду!

Она колебалась. Перед другим человеком Кэсси запросто захлопнула бы дверь, но… от другого она и не забеременела бы. Ведь любила-то она именно Донована! Впрочем, сейчас ей вовсе не нужны никакие переживания…

Ну и положеньице! Ребенок шевелится у нее в животе, сама она хочет есть и, самое главное, совсем не уверена, стоит ли позволить Доновану войти. Кэсси всегда было не занимать решительности, но в последнее время она что-то сама не своя.

К тому же она чувствовала некоторую слабость, наверное, из-за жары, поэтому лихорадочно соображала, как отправить Донована восвояси. Она свяжется с ним после рождения ребенка, когда придет в себя.

В дверной проем она увидела, как «мерседес» последней модели с тонированными стеклами вполз на подъездную дорожку. Кэссиди улыбнулась. Наконец-то привезли поесть!

— Получите ваш суп, мисс Кэссиди.

— Спасибо, Джимми, — поблагодарила она молодого человека. Тот кивнул, передал ей коричневый пакет и удалился.

Донован улыбнулся:

— «Краб шек»?

Кэссиди всегда старалась не зацикливаться на том, что любимый суп доставляют ей как раз оттуда, где они с Донованом ели его по меньшей мере раз в неделю, пока были вместе. Просто суп «Краб шек» — прекрасный и непременный атрибут Чарлстона.

— Пока ты ешь, я составлю тебе компанию, — он уже занес ногу за порог.

— Нет, не стоит! — загородила проход Кэссиди. — Поговорим как-нибудь потом. На неделе позвоню твоей секретарше.

— Я не уйду, Кэсси!

— Хочешь ворваться силой?

— Не хочу, — он уперся рукой в дверную раму. — Ты сама пригласишь меня войти.

У него был потрясающий одеколон. Она просто возненавидела французскую компанию-производителя за то, что от Донована так хорошо пахло! Этот запах сразу напомнил ей, как когда-то она лежала рядом с ним, положив голову ему на грудь…

— Кэссиди, крошка, позволь мне войти, — почти шепотом произнес Донован, наклонившись к ней.

Все ее женские гормоны тут же взбунтовались. Кэссиди почувствовала, как налилась тяжестью грудь, а по коже побежали мурашки. Губы пересохли, она облизнула их и увидела, как он прищурился, наблюдая за ней.

— Что мне сделать, чтобы ты ушел?

— Ничего. Я соскучился, Кэсс, и совсем не хочу уходить.

Ну что за неприятность — эта легкая дрожь! Подумаешь, соскучился!

Она приняла равнодушный вид и отступила от двери.

Донован закрыл за собой дверь, а Кэссиди все еще колебалась: не следовало бы позволять ему опять появляться в доме. Но, оказывается, она неспособна сохранить хоть какую-нибудь дистанцию между ними. И теперь, лицом к лицу с Донованом, она только и думала, что о сексе. О том, чтобы опять оказаться в его объятьях… Несмотря на беременность, ее гормоны опять ожили и ринулись в атаку. Она так хотела этого мужчину! В последние восемь месяцев у нее не было ни одного свидания, хотя некоторые парни и предлагали ей встретиться. Но ей не нужен никто, кроме Донована…

— Пива или чаю?

— Лучше пива, — ответил он.

Она поставила суп на стол и подошла к бару за пивом для Донована. Он любил «Хайнекен», она тоже. Хотя сама пива в рот не брала с той поры, как обнаружила, что беременна, но в холодильнике Кэссиди держала некоторый запас на случай визита братьев или друзей.

Прихватив заодно бутылочку «Пеллегрино» для себя, она вернулась к столу, возле которого стоял Донован, готовый подать ей стул. Он всегда любил показать себя джентльменом, и ей это нравилось. Умение быть учтивым тоже отличало его от других джентльменов. Она поблагодарила и села.

И вдруг осознала, что напротив нее сидит человек, которого она любит! Ей сразу расхотелось есть. Пришлось положить руки на колени: не дай бог не утерпит и прикоснется к нему. Она еле сдерживалась, чтобы не перегнуться через стол и не потрогать его. Не верится, что Донован действительно здесь.

— Как ты, Кэссиди? — поинтересовался он.

— Хорошо. С беременностью никаких осложнений.

Ей двадцать восемь, и с ней все в порядке — благодаря жизненной закалке и правильному питанию. Младенец здоров, а то, что она иногда себе воображала, всего лишь дань тому, что они с Донованом были влюблены друг в друга, когда зачали дитя. Хотя и это, скорее всего, было не больше чем ее фантазией.