счастливого человека. А если же у меня не было никого… так даже лучше. Не будет неловких объяснений и чего-то подобного, уже давно никому не нужного.

— В этой части дома никто не жил, — в дверном проеме появился Дарлан. — А ты разглядываешь шкаф, словно он тебе близкий родственник.

— Задумалась.

— О чем?

— О мужчинах.

Дарлан закатил глаза:

— Бабы! Вечно вы об одном… на твоем месте я бы к мужчинам не приближался ради их безопасности. Мертвоземье и так пустеет, а ты остатки выкосишь. Идем, покажу твои комнаты, ночь не бесконечна, чтобы тратить ее на любование шкафами. У нас еще пара мест для визита есть, я же говорил… на рассвете ты должна уйти, поэтому шевелись, Иделаида, шевелись.

— Ты слишком меня торопишь, — нахмурилась я, шагая за Дарланом по темному коридору. — Не для того ли, чтобы я не успела все обдумать и взвесить? Указание за указанием… выглядит как занять делом, чтобы на остальное не осталось времени.

— Опять ты меня раскрыла, остановись!

— Я слышу издевку в твоем голосе, но…

Договорить я не успела, резким движением Дарлан распахнул передо мной дверь:

— Прошу, альтьера Морландер, осматривайтесь, — он пропустил меня, а сам остался у двери. Я думала, что он уйдет, но Дарлан не торопился: — Я тебе не враг, Иделаида, честное слово. Когда начнешь подозревать меня во всех грехах, вспомни, что у нас общая цель.

— Надеюсь, мне не придется вспоминать об этом, отправляясь в Посмертье, потому что общая цель вдруг оказалась двоякой.

— Боюсь, будет наоборот: в Посмертье отправлюсь я сам, потому что не угадал с направлением твоих мыслей. Ты, знаешь ли, многое держала при себе и близко не подпускала. Но хочется верить, что я знал о тебе самое важное.

Значит, он обо мне — самое важное, а я о нем ничего.

— Так что с мужчинами? — вопрос все равно вырвался, хотя я думала с ним повременить. Но раз меня не будет в городе с рассветом, а Дарлан явно остается, у кого еще о таком поинтересоваться?

Дарлан привалился к дверному косяку и насмешливо спросил:

— Ты правда хочешь, чтобы ответил я?

— Конечно, раз спрашиваю. Подробности необязательны, я помню, что должна сама… но в общих чертах. В порядке информации.

— В общих чертах, значит… что ж, в твоей жизни были мужчины. Очень разные, надо сказать, даже внешне у них ничего общего. Но ты их объединила: всласть повозила мордой по полу обоих. Со стороны загляденье, но для участников процесса, полагаю, приятного мало.

— Я была так жестока? — услышанное мне понравилось мало, как иначе.

— Нет. Ты была собой, а они — собой.

— Тебе нравится говорить загадками, верно? Тебе смешно сейчас.

— Некоторое сомнительное удовольствие я получаю, да, — ответил Дарлан. — Считай это ответом на все твои выходки в прошлом, — он оттолкнулся от двери и шагнул в коридор: — Если что, я внизу.

— Сволочь, — моя брань ушла в пустоту.

Лампу я определила на комод, сама присела на широкой кровати. Дарлан привел меня в спальню, но в ней были выходы в кабинет, ванную комнату и еще одну спальню. Сейчас это были закрытые двери, но я знала. С чего начать осмотр? Никаких подсказок…

Хотелось найти что-то личное, важное, особенное. Но спальня выглядела безликой и пустой, никаких милых взгляду мелочей, наполняющих дом личностью живущего в нем. В шкафу ни намека на одежду, платочки, шляпки… из этого дома все вынесли — поняла я вскоре. Из этой комнаты точно, из кабинета тоже. Стало интересно, кто это сделал. Дом цел, предметы мебели на месте, вряд ли работал грабитель. Но кому еще понадобились мои вещи?

Я сбросила с кровати одеяло, опять села. Рукой провела по простыни, легла. Было странно лежать на месте девушки, ушедшей много лет назад. И еще быть ею… но должна ли я быть той девушкой? Я — она или уже нет? На нее стоит ориентироваться? Ее цели и мечты должны стать моими? Ее мысли, страхи, желания… все это было у нее. И пока ничего из этого не нашла я. И главное, не знала, что искать и как.

Так и не получив ответов, я вернулась в гостиную.

Дарлан сидел с новой бутылкой вина, задумчиво глядя в темноту.

— Мне же не придется таскать тебя пьяного? — поинтересовалась я, присаживаясь рядом. Если утром мне предстоит дальний путь, то лучше еще перекусить, благо Дарлан не поскупился на угощения, притащил на пятерых.

— Уж до театра как-нибудь доберусь.

— Значит, дальше мы отправимся в театр? — я обдумала полученную информацию. — Тот театр, который заколочен и охраняется, да так, что его и ограбить нельзя, хотя там много золота? И охраняется мертвыми?

— Не буду спрашивать, откуда такая информация, но да, нам в тот театр.

— А будет ли толк? В доме уже ничего нет… куда делись мои вещи?

— Может, Лин забрала.

— Что за Лин?

— Служанка, ты ее на улице подобрала, отмыла и в дело приспособила, — видимо, эту информацию Дарлан не посчитал вредной. — Манер у нее не было, грубая и наглая. Полагаю, ты сама ее так выучила. Жила с тобой, была такой преданной… тебе. Но не твоим идеалам, поэтому за стеной оказалась, еще когда стены не было. Ее дальнейшей судьбой не интересовался, но полагаю, на новом месте она не пропала, ведь крутилась с малышом-полицейским, который тоже оказался весьма и весьма ушлым.

— А мои вещи ей зачем?! — недоумевала я искренне, ведь у альтьеры с таким домом личного барахла должно быть предостаточно, и все тащить куда-то вдаль? Это и недешево, и непросто. Разве что продать где-нибудь подороже.

— Например, чтобы сжечь.

— Это… еще непонятнее.

— Это лишь предположение, но… человек со стороны не может знать всех ритуалов с Мертвой Землей. Но может наблюдать, о чем-то догадываться. А на твоих вещах могла остаться кровь, мало ли, как можно ее использовать. Лучше не использовать вовсе, а сжечь. Поступок глупый и ненужный, раз кровь на одежде быстро мертвеет, но по незнанию его совершить можно.

— Моя кровь… где кровь, там некромантия, — прошептала я.

— Точно.

— Но ты не сжег мое тело?

От вопроса Дарлан заметно дернулся, тяжело сглотнул и покачал головой.

— А я просила, верно? — это была догадка, не более.

— Просила.

— Тогда… почему?

— Был занят, истекая кровью. Потом был занят еще больше, когда дворец рушился, ведь земля летела к небу и падала вниз, обнажая тысячи мертвецов. Затем нашлись еще занятия… о тебе я вспомнил слишком поздно, прости. Думал, без разницы, когда тебя сжечь, в Посмертье тебе все равно дорога