по цветам, тканям и назначению отдельными кучками в коридоре. Закончив с этим, достаю из-под раковины средства для уборки и впервые за последнее время обращаю внимание на чистоту предметов вокруг меня. Раковина вся в следах пасты, зеркало в брызгах и засохших каплях, ванна в налете и с линиями всему периметру от пены на нескольких уровнях. В любое другое время мне, возможно, было бы противно, если бы не было так безразлично.

Заливаю сантехнику гелями и засыпаю специальным порошком, чтоб равномерно распределить по поверхности щеткой. Жду несколько минут, а потом снова растираю все это и поливаю самой горячей водой. Запах химикатов от высокой температуры становится еще более едким и заставляет слезиться глаза, но я держу их открытыми максимально долго, пока это представляется возможным. В носу начинает щипать и больно щекотать, поэтому переключаю воду на более холодную и продолжаю смывать остатки грязной пены.

– Энн! Ты почему без перчаток? И зачем закрыла дверь, тут же невозможно дышать?

– Я случайно. Закрыла по привычке.

– А перчатки? Ты же испортишь себе кожу!

– Не смогла найти.

– Господи, Энн! – кажется, я больше не вижу в ее глазах озабоченности, с которой она сюда пришла, лишь разочарование. Она слегка качает головой из стороны в сторону и смотрит на меня с возрастающим беспокойством. Хм, может, я ошиблась на счет ее чувств? – Ладно, заканчивай здесь и помоги мне с постельным.

Пока мы приводим квартиру в порядок, я наблюдаю за мамой и пытаюсь понять, как она справилась с прошлым и может так спокойно жить дальше. Наверное, я тоже должна этому как-то научиться и не позволять тому, что было, влиять на происходящее сейчас, и на то, что будет происходить в будущем.

– Эй, мам.

– Да?

– Как ты справляешься со всем этим?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… То, что было до рождения Лукаса?

– Я не справляюсь. Я просто живу дальше и стараюсь об этом не вспоминать. Концентрируюсь на том, что есть сейчас.

– Хреновая тактика, нет?

– Уж какая есть.

Запустив уже третью стирку подряд, вешаю влажные вещи на сушилку, и смотрю за тех, как преображается квартира. Кажется, мама даже протерла пыль на подоконниках.

– Надо купить вам сушилку.

– У нас есть.

– Напольная. Я говорю про автоматическую.

– Мам, это слишком дорого. А потом еще и счета за электричество будут приходить безумные.

– Я куплю. А для оплаты счетов у тебя достаточно денег.

– А у моей соседки нет.

– Плати за нее. Это же твой комфорт, Энн. Постирали, высушили, убрали. И не нужно ждать, пока вещи высохнут сами. А постельное? Это же кошмар!

– Мам, мне ничего не надо. Я серьезно. Лика будет неловко себя чувствовать. Попытается отдать мне деньги за покупку и потребует справедливого разделения платы по счетам.

– Скажи, что это для твоего комфорта. И ты будешь за все платить сама.

– Мам, вот ты серьезно? Ты не знаешь Лику? – и здесь я тоже прибегаю к своей любимой форме лжи, скрывая свои истинные чувства за чужими.

– Ладно, ваше дело. Хотите терпеть – терпите.

– Буржуйские замашки.

– Что?

– Сушить вещи обычным способом – нормально. А говорить так, как говоришь ты, это какое-то толстосумое мышление.

– По-твоему плохо пользоваться возможностями, которые у тебя есть?

– Ты просто забываешь, как жила раньше сама.

– Энн, это было грубо.

– Зато честно, мам. Не всем в жизни так повезло, – я изображаю пальцами кавычки и возвращаюсь к тому, что делала.

– Подумай потом над своими словами.

– Обязательно. – черт, – Мам, извини, я не хотела тебя обижать.

– Все в порядке.

Мама вызывает такси и складывает телефон в свою сумочку из последней коллекции.

– Достирай вещи, которые остались, и постельное. Заеду к тебе через пару дней.

– Не надо.

– Тогда скинь мне фото, когда завтра закончишь со стиркой.

– Серьезно?

– Ага. Точно не хочешь, ехать со мной? Лукас и остальные будут в восторге, а у Мэгги не будет лишних вопросов.

– Расскажи ей про подработку.

– Энн, ты же знаешь, что я не умею врать, – упс.

– Ладно, мам, пока. Может, сама к вам снова заеду на ужин в ближайшие дни, – целую ее в щеку и уже готовлюсь закрыть дверь, как вспоминаю, – постой, отдай мне ключ.

– Не-а, – мама сама быстро целует меня в щеку и сбегает по ступенькам вниз, почему-то она точно уверена, что я не последую за ней. Возможно, она чувствует, что мне еще может понадобиться помощь?

Возвратившись обратно, я осматриваю комнаты и думаю, что теперь мне будет проще поддерживать порядок. Не мусорить ведь легче, чем потом убирать завалы? Но, если честно, мне кажется, что через несколько дней все вернется. Я протираю пальцем поверхность своего комода и смотрю на идеально чистую поверхность. Можно ли вытащить внутренний бардак наружу и поменять его местами с порядком вокруг меня? Снимаю свою разные носки и в дебрях шкафа нахожу чистую пару одинаковых. Оу, видимо все еще не настолько плохо, как я думала. Выкинув все остальные вещи из шкафа на пол, отрываю джинсовые шорты и натягиваю их на себя. Они, можно сказать, сексуально теперь уже висят на моих бедрах. Было бы хорошо поднять их повыше и затянуть ремнем, но у меня совершенно нет желания снова лезть в кучу на полу и что-то в ней искать. Поднимаю первый попавшийся топ и надеваю его, не забыв пихнуть в чашечку один из многих презервативов, оставшихся у меня после расставания с Заком.

Раз-два-три-четыре-пять,

Я иду тебя искать.

Собрав волосы в высокий хвост, осматриваю себя в зеркале и подмечаю, что сегодня выгляжу не так дерьмово, как привыкла себя видеть.

Жара за окном спадает, и прохладный ветерок заставляет вставать мои волоски от пробегающих мурашек. Может, стоит вернуться домой за длинным кардиганом и накинуть его на себя? Минута ожидания. Наплевав на погоду, сажусь в подъехавшее такси и подтверждаю водителю конечный адрес. Еще один бар. Или клуб? Черт его знает, где проходит граница между ними.

***

По привычке осматриваю помещение на предмет возможной угрозы, проталкиваясь сквозь толпу к барной стойке. Два Космополитена за раз разогревают меня изнутри, и вот я уже стою в центре танцпола. Мои руки скользят по телу сверху вниз и вытягиваются над головой, пока я рисую ими и своей задницей воображаемые плавные зигзаги.

Море. Синее. Глубокое. Манящее. Такое тяжелое и утягивающее на свое недоступное дно. Я представляю, как теряюсь в его волнах и становлюсь пеной, выкинутой на песчаный берег. Через несколько часов меня испепелит солнце, оставив только воспоминание. Будет ли море тосковать о своей блудной