— второй приемный сын Сян Ляна, прославленный мастер боя Сян Чжуан! По рождению, он приходился Сян Юю двоюродным братом и везде следовал за ним. После смерти Сян Юя судьба его была неизвестна. История сохранила мало записей о Сян Чжуане, в основном он был знаменит неудачным покушением на будущего императора Лиу Бана. Известно, что его излюбленным оружием был прямой меч цзянь.

— Цзецзе, — сказал Сян Чжуан и поклонился. — Сестрица.

У него только начинали расти усы и лет ему было ненамного больше, чем Бай Юй, но его широкие плечи и уверенные движения говорили о редкой физической силе. Как все мужчины Сян, он обычно сохранял на лице бесстрастное выражение, но чаще других улыбался, изгибая при этом глаза приветливыми полумесяцами, так что невозможно было разглядеть, что в них прячется — радость, ненависть, угроза или желание убить на месте.

Вот он какой, ее Чжуан-диди (弟弟 младший брат).*[81]

В небе над поместьем одна на другую громоздились тучи.

Надвигалась гроза.

На западе среди свинцовых облаков мелькали зарницы, они росли, приближались и сливались в светлую полосу, из которой били молнии, заставляя вспыхивать половину мира и погружая вторую половину в непроницаемую тьму.

Там, в двух тысячах ли за горами, под защитой западных застав, строились сотни тысяч солдат с узкими голодными глазами.

— Кто, сказал, нет у нас одежды? — пели они.

Мы разделим плащ,

Мы разделим на всех нижнюю рубашку,

Мы наточим копья,

Мы наточим мечи,

У нас у всех одна ненависть,

У нас у всех один враг… *[82]

Их врагом был весь мир.

Их презрительно называли "лошадники", потому что Цинь был нацией скотоводов, которые еще недавно были нищими дикими племенами.

Они доказали, что побеждает не самый умный и не самый богатый, а самый сплоченный и агрессивный. Они, как лавина, вырвались из-за горных хребтов, уничтожили Поднебесную и подчинили всех своим варварским законам.

Теперь, после смерти Шихуанди, их хватка ослабела, и местные командиры убивали ванов, подчинявшихся Циню, и объявляли себя правителями.

Нужно было их уничтожить.

Сотни тысяч солдат с узкими глазами вставали в строй и сжимали копья гэ.

Их копья были из золота, их кони были из железа.*[83]

Они смотрели на восток.

Они смотрели на Хань, Чжао и Чу.

Тлетворный ветер и кровавый дождь*[84] с новой силой готовы были обрушиться на Срединные Равнины.

Удар грома сотряс небо и землю.

Оконные рамы вздрогнули.

Створка дверь отъехала в сторону и врезалась в стену.

Огонь в светильниках заплясал и согнулся, а угли в бронзовой жаровне вспыхнули ярким алым светом, испустив язычки пламени.

Бай Юй подняла голову от каллиграфии и повернулась к дверям.

На пороге стол Сян Юй.

Он был сильно пьян.

В последнее время в поместье прибывали командиры из южных уездов Чу. Они вместе с Сян Ляном готовились выступить на север в Се, туда, где стояли основные силы царства. Видимо, по этому поводу весь день пировали. Пьяные песни гремели под небесами и заставляли выть всех собак в Учжуне.

В противоположность обычной домашней одежде и простому солдатскому платью, Сян Юй был наряжен в парчу и золото: малиновая юбка с золотыми фазанами, зеленая рубашка, отороченная блестящей вышивкой и верхнее одеяние с широкими рукавами из узорчатого шелка цзинь. Талия была обернута широким поясом в две ладони и с нее, ниже колен, свисал биси*[85], тоже покрытый сложным орнаментом.

Бай Юй поморгала, потому что у нее зарябило в глазах. Художественный вкус Сянов оставлял далеко позади воронов и сорок, которые тащат к себе в гнездо все блестящее.

Если бы Сян Юй жил в Шанхае 21 века, он, несомненно, был бы красой и гордостью на бандитском районе с килограммовой золотой цепью на груди и вытравленным в оранжевый цвет "ирокезом".

Сян Юй подозрительно посмотрел на стол, заваленный бамбуковыми дощечками с записями.

Потом он покачнулся и широким рукавом смел со стола дощечки и пару светильников. Он посмотрел на результат и нетрезво ухмыльнулся.

— Господин приказал прочитать "Наставления женщинам", — прошептала Бай Юй, опустив глаза.

Сян Юй подумал.

— Ты должна уважать своего господина? — наконец спросил он и грозно нахмурился.

— Путь послушания и уважения приличиствует наложнице, — ответила Бай Юй, немного сбитая с толку. — Э-э… Мужчина в мудрости своей руководит семьей…

Она никогда не могла предположить, что ей придется сдавать экзамен по этическим нормам эпохи Воюющих Царств пьяному генералу!

Они немного помолчали.

Генерал, очевидно, сам не был специалистом по конфуцианской морали. Ему хватало десятка простых истин, которые он заучил наизусть со слов приемного отца.

Сян Юй помрачнел.

Больше на ум ничего не приходило.

— А как ты должна называть своего господина? — спросил он.

— Я должна называть моего господина "мой господин", — ответила Бай Юй., гадая, сможет ли он придумать более идиотский вопрос.

— Правильно, — неохотно признал Сян Юй.

Он вздохнул.

(Сян Юй, с недовольным видом:) — …

(Сян Юй:) — Как должна располагаться армия в условиях гористой местности?

(Бай Юй:) — …

(Сян Юй:) — (усмехается)

(Бай Юй:) — (молча смотрит, как Сян Юй усмехается)

(Бай Юй:) — Придя заранее на место битвы, расположи свою армию на высоте, на солнечном склоне, и ожидай противника.

Ты думал, я не читала "Семь военных канонов"?!*[87] Выкуси.

— Умничаешь? — спросил Сян Юй и толкнул ее на кровать.

Потом он нагнулся над ней и полез рукой под юбку, пытаясь ее задрать. Потом он свалился на Бай Юй плашмя.

Его рука упрямо продолжала пытаться поднять юбку — видимо, в процессе попойки с чускими командирами в организме Сян Юя выделилось слишком много адреналина, чтобы алкоголь мог усыпить его.

Бай Юй, придавленная мускулистой генеральской тушей, слабо ерзала и пыталась поймать его непослушную ладонь. Пьяный Сян Юй отпихивал ее руку и непримиримо тянул за подол. После короткой возни он приподнялся на локте и посмотрел на женщину недружелюбным затуманенным взглядом.

Бай Юй использовала этот момент, чтобы схватить его ладонь обеими руками и положить к себе на живот.

— Мне надо настроиться, — тихо сказала она, пряча глаза.

Что ей еще было делать?

Сказать по правде, когда Сян Юй брал ее, у нее не возникало ощущения, что ее унизили или изнасиловали. Сян Юй самые интимные действия проделывал с такой убийственной серьезностью, что все личные чувства, положительные и отрицательные, умирали при одном виде его неподвижного плоского лица.

Это было похоже на обязательный секс с нелюбимым мужем.

В каком-то смысле Бай Юй было даже легче с Сян Юем, чем с Ван Джэкунем — не нужно было притворяться и чувствовать себя виноватой