— Надо уходить, мы сейчас все сгорим! — закричала тоненькая бортпроводница Нелли.

Она была такая юная, такая светлая, такая тонкая, такая неискушенная. Она так хотела жить! Но трещина разверзлась, и она провалилась, словно в ад, в горящее пекло. Мощная струя пены помчалась за ней вслед. Это подоспевшие пожарные стремительно разворачивали свои действия.

— Вика, а где женщина с маленьким ребенком?! Ты не видела, она не покидала самолет?! — диким голосом кричал Роман.

— Нет, ее не было! — истерично закричала Вика и зарыдала.

— Прыгай! — Роман толкнул ее на трап.

Он побежал в хвост и увидел потерявшую сознание молодую маму. Зажатая в ее руках девочка зашлась от плача. Роман схватил обеих и потащил к выходу. Он не заметил, как на нем загорелась одежда, как обуглились пальцы на левой руке. Он упорно тащил драгоценную ношу к выходу. Он знал, что оставались секунды до взрыва. В последний момент женщина пришла в себя и, взяв дочь на руки, прыгнула на трап. Голова у Романа закружилась, поплыла, и все вокруг завертелось в бешеной карусели.

Большая очередь из стюардов и стюардесс, знакомых и не знакомых Роману, толпилась около пункта сдачи крови, так необходимой ему сейчас.

Положение было критическим, срочно требовалось прямое переливание крови.

Роман медленно поднял веки и увидел трубки, протянутые от одной постели к другой.

«Кто же это? Кто теперь станет моим кровным братом или сестрой?» — мелькнуло в воспаленном сознании Романа.

— Ты очнулся, милый? — услышал он знакомый голос.

— Оленька, это ты? — слабо прошептал Роман.

— Это я. И я от тебя никуда не уйду. Никогда.

Пересохшие губы Романа растянулись в улыбке, глаза заволокло влагой. «А ведь пятьдесят совсем не возраст», — радостно подумал он.

Первым человеком, кто навестил Юльку на второй день ее пребывания в больнице, была Лариса, та самая бортпроводник-инструктор Лариса Шнырева, о которой у Юльки не так давно еще складывалось не лучшее мнение. В палату легкой походкой вошла совсем другая женщина — молодая яркая шатенка, живые карие глаза, волосы заплетены в мелкие косички, полные губы, чуть тронутые помадой пастельных тонов, и больше никакой косметики. Одетая неброско и со вкусом, Лариса казалась образцом элегантности.

«Да она просто красавица!» — с восхищением подумала Юлька. О том, что Лариса Шнырева, встретив мужчину своей мечты, превратилась в совсем другого человека, и не столько внешне, сколько внутренне, Юлька уже слышала. Отношение Ларисы к людям изменилось настолько разительно, что многие отказывались верить в искренность этих изменений. Лариса входила в положение каждого своего подопечного, стараясь научить, помочь и ободрить в случае неудач. Прежде чем проверить знания бортпроводников, касающиеся тонкостей их работы, Лариса из кожи вон лезла, дабы преподать материал грамотно и в такой доступной форме, чтобы этот материал легко отложился в их памяти, для чего она приводила массу примеров из жизни. Речь шла и о путях эвакуации, и о технологии питания пассажиров, и о действиях бортпроводников в аварийной ситуации, и о применении аварийно-спасательных средств, и о медицинском обслуживании на борту.

— Юленька, что произошло? — бросилась к ней Лариса, едва переступив порог палаты. — Как я за тебя переживала! Надо же было такому случиться, чтобы в один день.

— Что в один день? — спросила Юлька, тронутая вниманием совершенно постороннего человека.

— Да нет, ничего, — быстро сказала Лариса. — Это так, мое личное. Главное, как у тебя дела и что говорят врачи?

— Ничего страшного, обострение язвы желудка, о которой я даже не подозревала.

— Какие лекарства нужно привезти? — сразу предложила свою помощь Лариса и еще больше удивила Юльку такой метаморфозой.

— Спасибо большое, Ларисонька. Я еще не знаю, что мне прописали.

— Так надо узнать. Может, мне с доктором встретиться, поговорить? — заботливо спросила Лариса.

— Нет, нет, что ты. Мой муж уже достал доктора расспросами, — запротестовала Юлька, а про себя подумала: «Как же приятно обнаружить в человеке такие хорошие качества, о которых и не подозреваешь. Прости меня, Лариса, прости за все дурные мысли о тебе».

— И чей же это муж достал доктора? — послышался притворно-возмущенный голос Волжина, явно довольного тем, что его назвали мужем.

— Вот, познакомься — Лариса, моя коллега и очень хороший друг.

— Очень приятно, Станислав, — улыбнулся Волжин, вручая Юльке необъятный букет, похожий на пышную крону фантастического дерева.

— Может, мне выйти? — неуверенно спросила Лариса, заметив, как Волжин не сводит глаз со своей невесты, сидящей в цветах, словно Дюймовочка.

— Оставайтесь, Лариса, я сейчас все равно к доктору пойду, — произнес Волжин и, наклонившись к Юльке, спросил озабоченно: — Ну как ты, детка? Спала?

Юлька кивнула, заливаясь краской. Впервые Стас назвал ее столь интимно — «детка» — в присутствии других. А ведь она уже не та шестнадцатилетняя девочка, которую Стас называл «котенком», «птенцом», «деткой». И, возможно, для чужого уха все эти ласковые уменьшительные обращения покажутся странными. Но, взглянув на Ларису и не заметив в ее глазах ни малейшего оттенка удивления, Юлька окончательно успокоилась.

Этот день можно было назвать днем открытых дверей, каждый час Юльку навещал новый посетитель. Сначала пришли Сонечка с Олегом и Илюшей. И Юлька ахала, охала, со слезами на глазах прикасаясь к загипсованной руке сына, словно экстрасенс, способный делать чудеса. Затем появились мама с Сергеем, затем Марина с мужем, а затем почти все приглашенные на свадьбу. Между этими визитами Юлькин нареченный то уезжал, то снова возвращался, привозя какие-то лекарства, продукты, одежду, книги. Чтобы задобрить медсестер, недовольных слишком большим наплывом посетителей, Волжин то и дело совал им какие-то сувениры, шоколадки, коробки конфет, бутылки шампанского.

Заботливое внимание друзей и родственников так глубоко тронуло Юльку, что в горле у нее то и дело першило от надвигающихся слез благодарности и любви к родным и коллегам. Вокруг все утопало в цветах и благоухало, напоминая о лете в самом разгаре, и Юльке казалось, что она находится и не в больнице вовсе, а на собственной свадьбе. Только к вечеру, наконец-то оказавшись наедине с Волжиным, Юлька почувствовала жуткую усталость и жжение в животе. Напрасно она пыталась скрыть от Стаса свою боль, обмануть его было почти невозможно.

— Детка, тебе больно?

— Немножко, — с трудом произнесла Юлька.

— Где больно? Покажи, где больно, — обеспокоенно спросил Волжин, присев на краешек постели. И глаза его потемнели от сочувствия и тревоги.

На пороге появился доктор и всем своим видом выражал явное недовольство.