— Грязный похититель овец — вот кто он! — прошипел молодой человек, оказавшись рядом с ней. — Проклятый негодяй! Вы в порядке?

— В порядке? А почему со мной что-то должно быть не в порядке?

— Я испугался, что быки могут наступить вам на ногу либо повозка — наехать на вас.

— Нет, ничего подобного. Меня только обрызгали, на этом все.

— Здесь становится так же мерзко, как в Лондоне.

— О, не думаю, что все настолько плохо.

— Надеюсь, вы правы, — сказал он и поставил корзину на землю. — Я знаю Лондон. Прекрасно знаю, каким грязным бывает этот город — особенно та его часть, где я жил какое-то время.

Он протянул ей книгу, которую держал в руке.

— Вы уронили это, когда повозка чуть не наехала на вас.

— Благодарю вас.

Это была длинная поэма о Судном дне. Повисла неловкая пауза, и, казалось, Мэри сейчас развернется и пойдет дальше. Но она не сделала этого.

— Я читал эту книгу Уигглсворта, — сказал юноша. — «День Страшного суда».

— Она мне понравится?

Мэри подумала, что он вот-вот рассмеется — так широко он улыбнулся.

— В Лондоне ее напечатали огромным тиражом, большую часть которого отправили в Новую Англию. Вам нравится читать об ужасах, уготованных тем, кто попадет в ад? Если так, то понравится. Это больше проповедь, нежели поэма. Сплошные телесные наказания.

При этих словах Мэри подумала о своем зяте: подобное замечание скорее услышишь где-нибудь в Англии, чем здесь.

— Как долго вы живете в Бостоне?

— Шесть месяцев.

Ответ не удивил ее.

— В тени еще лежал снег, когда наш корабль отплыл, — продолжил юноша. — Я вырос в Ярмуте. Ну, знаете, портовый город, рыбак рыбака видит издалека.

Он вскинул брови и лукаво улыбнулся.

— У кого вы служите?

— У Валентайна Хилла.

Мэри кивнула: этот торговец был другом ее отца, приблизительно того же возраста и в той же степени благословленный Фортуной.

— Я дочь Джеймса Бердена, — сказала она.

— Конечно, я знаю это имя. Как вижу, вы только что от отца, — он кивнул на корзинку с сокровищами.

— Вы правы. Это…

— Безделушки — наше все, — сказал он, не дав ей закончить фразу. — Понимаю. Дочери мистера Хилла тоже, наверное, сейчас встречают корабли.

— Я не встречала корабли. Я навещала отца.

— Прошу прощения, я не хотел вас обидеть, — сказал он, но, хотя голос его прозвучал печально, в глазах по-прежнему плясали веселые искорки. Мэри снова подумала, что он сейчас рассмеется.

— И не обидели, — ответила она.

— Вас проводить до дома? — он слегка поклонился, может, Мэри и не заметила бы этого жеста, не смотри она прямо на него. — Меня зовут Генри Симмонс — на случай, если я когда-нибудь вам понадоблюсь.

— Зачем вы можете мне понадобиться, Генри Симмонс?

— Например, если снова возникнет неприятность с повозкой.

— Такого больше не повторится. Я буду осторожна.

— Буду молиться, чтобы это было так, — сказал он. — Итак, я знаю, что ваш отец — Джеймс Берден. А могу ли узнать ваше имя?

— Можете, — она выдержала паузу, чтобы подразнить его. Затем ответила: — Мэри Дирфилд. Я жена Томаса Дирфилда. У него самая большая мельница в Норт-Энде.

Она не совсем понимала, зачем рассказывает Генри Симмонсу о своем замужестве и о том, кто ее муж по профессии. Может быть, потому, что, по ее ощущениям, их беседа куда более фамильярна, чем она привыкла.

— Надеюсь, что ваши новые… — он заглянул в корзину, но, увидев рядом с книгами накидку, корсет и воздушный шелк, поспешно отвел взгляд, — приобретения хорошо вам послужат.

— Благодарю вас за вашу заботу, — ответила она.

— Что вы, я так не веселился с самого… с самого воскресенья.

Мэри покраснела и отвернулась, не зная, считать ли его слова комплиментом или кощунством, которым они, по сути, и были, и тут же, к своему изумлению, увидела, что в нескольких ярдах с крайне осуждающим видом стоит матушка Хауленд. Мэри на миг застыла на месте, поскольку раньше никогда не видела Бет в этом районе, но быстро опомнилась и направилась к ней, радуясь, что, может быть, вернется домой не одна. Однако матушка Хауленд была не в лучшем расположении духа. Она хмурилась и морщила нос, как будто запах моря был ей неприятен, и тогда Мэри поняла, что соседка сверлит мрачным взглядом именно ее.

— Бет, тебя что-то тревожит? Что-то с Уильямом? — спросила она, готовясь услышать ответ, что брат Кэтрин отправился в обитель Бога либо Дьявола.

— Уильям умрет, но пока еще этого не сделал.

— Тогда в чем дело?

Матушка покачала головой.

— Томас Дирфилд — хороший человек. Он заслуживает того, чтобы его жена вела себя более подобающим образом.

— Как вела себя? Что я сделала?

— Я видела тебя с тем мальчиком, — сказала она и пренебрежительно махнула рукой на слугу с яблоками, который уже перешел улицу и направлялся дальше по своим делам. — Насколько хорошо ты его знаешь?

— Я только что узнала его имя!

— Вы как будто очень хорошо знакомы.

— Он испугался, как бы меня не задавила повозка.

Бет вздохнула и перевела взгляд на океан.

— Выглядело все это совершенно иначе.

— В луже воды прямая ветка кажется кривой. Тебе это известно. То, что ты видела…

— Я уверена, что ты говоришь правду, — продолжала Бет, перебив ее, и было очевидно, что она не поверила ни единому слову Мэри. — Я просто на взводе из-за Уильяма. Но уверяю тебя: люди начнут болтать, если будешь и дальше вести себя подобным образом. Нам известно, что сейчас произошло. Любезничать с этим пареньком? Я очень советую тебе быть благоразумнее, если не хочешь опозорить Господа, твоего мужа и свою семью.

— Моя семья…

— Кстати, о Томасе. Кэтрин зайдет к нам сегодня? — спросила Бет, меняя тему, так как больше не хотела продолжать этот разговор, а заодно намеревалась узнать, может ли умирающий слуга принести ей еще какую-то пользу.

— Да, зайдет. Я прослежу за этим, — ответила Мэри.

— Благодарю тебя, — ответила Бет.

— Вы идете домой? Если да, то мы могли бы прогуляться вместе.

— Нет. У меня здесь дела, — ответила матушка Хауленд. — Хорошего дня.

После чего развернулась и, не сказав больше ни слова, продолжила свой путь.