своим делам прохожих, — страдают так называемой тоннельной боязнью. Вроде заболевания… — Подумал и исправился: — Скорее — особенность. Причины, насколько я понял, не ясны. Но вроде бы, как они сами предполагают, отклонение обусловлено генетически.

— Ммм… — произнёс вконец запутавшийся вице-командор. Кажется, не совсем улавливает, к чему Бослор всё это говорит.

А тот и сам не разумеет, зачем вице-командору об этом знать — речь зашла сама собой.

— Носители тоннельной боязни не могут путешествовать через червоточины, понимаете? — на автомате объяснил Бослор. — Особенности физиологии: процесс перемещения через тоннель губителен для носителя боязни. Вплоть до летального исхода. Отсюда и название. По-другому — непереносимость червоточин, — спешно завершил командор. — Вот так вот, — поставил точку, глядя в озадаченные глаза Главного астронома.

Карл Опти с минуту усиленно моргает, словно это помогает усвоить полученную информацию. Озирается на прохожих, которые в свою очередь не обращают на ковчеговцев внимания.

Наконец, вице-командор тряхнул головой, сбрасывая неуместное оцепенение.

— Раймонд, но как же мы? — задал он вопрос, который мучает больше всего. — Что нам-то делать? Что делать дальше?

Командору и самому хотелось бы знать. Ему тоже ничего не понятно. Зачем они тут? Есть ли смысл в их пребывании на Новой Земле?

— Адаптироваться… — наугад ляпнул Бослор. — Попытаться влиться в их общество, — сказал, пожимая плечами.

Но чем больше увлекается общими фразами, тем меньше верит в то, что говорит. Видимо, подействовало: оказали влияние местные социологи и психологи. Промыли мозги, раз командор выражается их лозунгами.

— Будет непросто… — сами собой льются слова из его уст. — Но у нас есть все шансы… — Бослору противно от того, что произносит, но другого на ум не пришло. — Думается мне, что сможем…

— Вы, правда, так считаете? — с глубоким сомнением спросил вице-командор, а в глазах чуть ли не страх.

— Не знаю… — откровенно ответил Бослор и сразу поник. — Между нами — почти тысяча лет, — впал он в уныние, и плечи в одно движение опали. — Мы очень разные. Боюсь, нам никогда их не нагнать. У самосовершенствования есть предел.

Бослору стало неимоверно тяжело. Свинцовая усталость накатилась столь неподъёмной ношей, что ноги подогнулись, и командор медленно опустился к тротуару. Присел на краешек бордюра, руки повисли меж колен безвольными тряпками.

— Командор, вы что? — испугался Главный астроном. — Что с вами, командор? — Карл Опти схватил Бослора за плечо.

Командор произнёс нечто нечленораздельное, вероятно, прося оставить в покое. А Опти продолжает трясти его в надежде взбодрить.

— Командор! Не смейте! — пытается достучаться Главный астроном. — Командор! Не смейте падать духом!..

Но Бослор его даже не слышит.

— 10 —

Они всё в том же хранилище земного наследия — в месте их первой встречи. В помещении всё тот же полумрак. Тишина ночи. На стенах — картины, в глубине, на стеллажах — древние книги, раритетные издания, которыми снарядила их легендарная прародина.

— Вы для меня — вроде мечты… — сказала Мирель и от переполняющих чувств вожделенно прикрыла глаза. — Мечты даже не потерянной, а той, к которой мне никогда не прикоснуться…

— Мечта по определению не достижима, — возразил прагматичный командор.

Губы Мирель подёрнулись едва заметной улыбкой.

— Вы всегда спорите… — Туземка поёжилась от эмоционального холода, исходящего от собеседника. — Мне никогда не увидеть Земли, поэтому и тянет к вам. Вы — её осколок.

— Но я тоже никогда не был на Земле, — вновь упирается Бослор.

Мирель открыла глаза, повернулась к стоящему к ней боком командору и одарила широкой, несдерживаемой улыбкой.

— Опять спорите.

Чуть двигается к командору, полушаг или просто наклон — и Мирель совсем рядом. Сохраняя независимость, прислоняется спиной к стеллажу, запахивает серую, до колен, кофту.

Бослор попытался улыбнуться в ответ, но вышло как-то вымученно. Близость Мирель волнует, но дистанция соблюдена. Командор тоже опёрся плечом о стеллаж, внешне он невозмутим.

— Вы даже представить себе не можете, сколько прочитала о Земле. Хотела бы знать о ней всё — об истории, о том, как там живётся…

— Романтика, — делает вывод Бослор, думая, что столкнулся с вполне типичным случаем не прошедшей с юношества увлечённости.

— Сейчас вы скажете, что я просто не повзрослела, да? — угадывает мысль собеседника Мирель.

— В определённом смысле — да, — согласился командор, которому понятно, что примерно так же в былые времена мечтали о рыцарях и средневековых поединках.

— Возможно… — кивнула девушка совсем без разочарования. — Но на самом деле, тут немножко другое… Родители… — сказала она, хотя это ничего не проясняет.

С полминуты Бослор ожидал продолжения, а когда его не последовало, подтолкнул:

— При чём здесь родители?

— О, мои родители — они такие активные! — со смехом заявила туземка. — Их служба связана с постоянными перелётами с планеты на планету. Теперь понятно?

— Ммм… — протянул Бослор, не улавливая связи — слишком занят созерцанием девушки, чтобы следить за ходом мысли.

— Тоннельная боязнь — явление довольно редкое, — сказала Мирель. — Разумеется, они и предположить не могли, что у них родится такое как я… — иронизирует девушка. — Когда меня обследовали и результат оказался положительным, родители были очень раздосадованы. Но ничего поделать с собой не могли — когда чуть подросла, они улетели, а я осталась.

Командор учтиво молчит. Наконец увидел роль Земли в мироустройстве Мирель. Она просто ревнует родителей. Горечь утраты, перевоплотившаяся в безудержное внимание. Внимание на грани патологической жажды познания. Маниакальная слежка за тем, кто увёл у неё двух самых главных людей.

— Всегда ощущала себя заложником, — продолжает Мирель, взгляд наполнился обидой, в уголках голубых глаз наметились слёзы. — Пленница Сампойи. Ведь столько людей — а не повезло мне!.. Глупость, конечно… — одёрнула себя туземка. — Кому-то должно было не повезти, почему бы не мне? — Она намеренно вздрогнула, словно сбрасывая незваную грусть. — Раскапризничалась, не обращайте внимания… Как вам наша планета? — Заглядываясь на командора, Мирель приветливо заулыбалась, однако тот заметил, что льдинки слёз в загадочных глазах не исчезли.

Бослор пожал плечами — мол, что тут можно сказать?

— Если честно, я крепко смущён, — через силу отвечает он. — Не покидает чувство, что нахожусь не в своей тарелке. Нам утверждают обратное, но мне