Оглядев свою команду, он скомандовал:

— Все на борт!

Новый Свет, Виргиния

Будущие американцы станут утверждать, что первую высадку на территории их Штатов осуществили переселенцы из Англии.

Весною 1607 года те высадились в устье Чесапикского залива, у реки, названной ими в честь короля — Джеймс[19].

На этой же реке возвели и Форт-Джеймс, положивший начало городишке Джеймстауну.

Но не им принадлежит первенство в освоении Новой Англии. А кому?

Слышны уверения, будто колония Виргиния ведёт свою летопись с рыцаря и пирата Уолтера Рэйли, фаворита Елизаветы I, «королевы-девственницы».

На балах королева пускалась в первый танец с Рэйли, на охоте позволяла сэру Уолтеру скакать по правую руку от себя.

Он стал капитаном личной гвардии королевы, адмиралом Дэвона и Корнуолла.

Заметим в скобках, что, стоило царственной особе дознаться, будто бы её фрейлина забеременела от Рэйли (коему платонической любви стало не хватать), как её благоволение мигом обернулось яростью.

Нет, «изменник» не лишился ни чинов, ни богатств своих.

Хуже — его отлучили от двора. Стареющая королева отказала Рэйли от дома…

Оба сильно переживали разрыв, и Уолтер решил забыться в море — он отправился к берегам Нового Света и основал там колонию, названную Виргинией — в честь Елизаветы.

Правда, у первых переселенцев руки росли из… одного места.

На землях, обильных дичью, они едва не перемерли с голоду, иные даже до людоедства докатывались.

Надо ли говорить, что, когда мимо проплывали галеоны Фрэнсиса Дрейка, колонисты бегом устремились на их палубы, спеша вернуться домой, в Англию.

Следующая страница виргинской летописи и вовсе мрачна — больше сотни колонистов «второго призыва» отстроили селение Роанок — и пропали. Исчезли все до единого. Куда? Тайна…

Но всё же не англичане первыми из европейцев «наследили» на берегах Чесапика — лет за двадцать до них сюда вышли конкистадоры неугомонного де Сото.

Попытались было устроить в этих местах миссию иезуитов, туземцы тех попов перебили, вот испанцы и покинули пределы будущей Виргинии.

Чесапик (по-индейски это значит «Могучая река, богатая моллюсками») является обширным заливом, напоминающем фьорд, только без высоких гор.

По сути это устье реки Саскауэханны, раздавшейся за счёт океанских вод.

От самого берега и дальше на запад, до Голубых гор, землю Виргинии покрывали дремучие леса, давным-давно исхоженные индейцами — пекотами, шауни, мохеганами, Сенеками, чероки.

Первым белым человеком, посетившим виргинские дебри, стал англичанин с простоватым именем Джон Смит, но вот судьба этого капитана далеко не заурядна.

Двадцати лет от роду, он сражался с турками, был ранен в полудикой Валахии и продан в рабство крымским татарам.

Знатный осман Богал-паша купил его в услужение — для своей невесты-гречанки, и зря.

«Томившаяся нежно» девица влюбилась в капитана Смита.

Потом, правда, натешившись вволю, отправила невольника брату в Азов. Убив своего нового хозяина, Джон бежал к донским казакам и долгим кружным путём воротился в Англию.

Это Смит позаимствовал казацкие частоколы-палисады, оградившие посёлки колонистов от индейцев, он же «внедрил» тёплую русскую избу, названную поселенцами «лонг кэбин».

Впрочем, самую широкую известность капитану принесло знакомство с Матоакой, дочерью вождя Вахунсунакока.

Эту резвую скво европейцы знают под именем Покахонтас.

Джон Смит — тот ещё враль! — вдохновенно рассказал, как он попал в плен к индейцам, где его едва не пристукнули дубинкой, но отрочица Покахонтас прикрыла-де голову бледнолицего своей.

Ну так или иначе, а капитан спасся, краснокожие из селения Веравокомоно стали приторговывать с бледнолицыми, спасая тех от голода, и Джеймстаун малость окреп.

Сама Покахонтас сначала вышла замуж за соплеменника Косаума, а потом, когда её похитили белые и обратили в свою веру, окрестив Ребеккой, обвенчалась с Джоном Ролфом, чуть ли не первым плантатором, возделывавшим в Виргинии табак.

Восемь лет белые «джентльмены-неудачники» прожили в мире с индейцами.

Построили селение Хенрико на той же реке, что и Джеймстаун, только выше по течению. Основали Норфолк, Портсмут, Хэмптон и Ньюпорт-Ньюс.

Но тут Вахунсунакок, больше известный как Поухатан, помер. Новый вождь Опеканканох, дядя Покахонтас, повёл индейцев воевать белых, сгонявших краснокожих с их земель, и перебил больше трёх сотен народу и без того немногочисленного.

Потом случилось поветрие, многие жители Джеймстауна скончались от неведомой хвори, а зимой начался голод.

Ко времени описываемых событий Виргинию заселяло около тысячи ирландцев и англичан — фрименов, более-менее состоятельных, у которых были деньги на дорогу к берегам Нового Света, да сервентов — босяков, доставленных на берега Чесапика в долг и обязанных лет семь отрабатывать «плату за проезд».

Фримены заводили табачные плантации, а сервенты жили в «общих домах», работали где скажут, вкалывали по-чёрному за харчи.

Кое-кто из них осмеливался-таки охотиться в лесах, хоть они и считались королевскими владениями.

Самые отважные уходили дальше — на Дикий Запад, до Голубых гор, переваливали их, добираясь до полноводной реки, ирокезами зовомой Огайо.

Граница освоенных земель — знаменитый фронтир — медленно сдвигалась от Большой Солёной воды к Великим Равнинам…

«Феникс» плавно вошёл в Чесапикский залив, склоняясь к устью реки Джеймс.

Ветерок натягивал запахи прели и хвои, порою — дровяного дыма. То ли костры жгли, то ли печь растапливали.

Частенько вонь перебивал аромат цветов — шёл месяц май.

Сразу было видно, что основатели Джеймстауна происходили из обедневших или разорившихся джентльменов, наивно полагавших, что в Америке легко поправить дела — тут же золото под ногами валяется, а бобры сами сдают свои шкурки.

Каким же надо было быть безруким и безголовым, чтобы заложить город среди болот, плодивших лихорадку и прочие прелести! Сырые, топкие низменности по обоим берегам реки заросли густым лесом из чёрных камедных деревьев, кипарисов, лавра-сассафраса и можжевельника, отпустивших «бороды» испанского мха и оплетённых лозами дикого винограда, вперемешку с подлеском — миртом, жимолостью и тростником.

Лишь кое-где попадались клочки твёрдой земли, прочая суша не заслуживала подобного названия, поскольку сочилась влагой и вся была изрезана протоками, покрыта лужами, издававшими гнилостный запашок.