более хищное выражение. Красивые светлые глаза портили тёмные круги, по всей видимости, полученные хранителем казны после нескольких бессонных ночей. Только натёртые казначейские золотые монетки вместо пуговиц все так же блестели на его груди, как и прежде.

– Сальдо? – камергер обернулся. – Рад вас наконец-то видеть. Где вы были?

– Только что вернулся из Мраморной долины. Надо было решить дела в банке. Как вы? – спросил хранитель казны, голос его звучал так, будто его обладатель был сильно простужен.

– Бывало и лучше, – признался старик. – А вы неважно выглядите.

– И вы, – ответил королевский казначей.

– Стараниями псов самрата. – Хранитель ключей горько ухмыльнулся и вернулся к работе. – Никогда не думал, что когда-нибудь на собственной шкуре узнаю, что значит тяжёлая рука воинов кадерхана или сидеть в темнице на камне и соломе. Мечтал встретить смерть тихо, без единой сломанной кости. Видимо, у богов на сей счёт были другие планы. Спасибо, что похлопотали за меня.

– Это был мой долг.

– Всё хотел спросить, а вы как избежали моей участи? Вы же Монтонари. Меня кинули в темницу по понятной причине, но вы!.. Думал, вас-то первого выволокут на Агерат и повесят.

– В общем-то, так и было задумано. Не прояви я чудеса дипломатии, сейчас бы болтался на виселице, как желала леди Улисса. Благо толковые казначеи в Ангеноре наперечёт, и сэр Ричард оказался в этом более сведущ, чем его мать. К тому же на его решение ещё могло повлиять и то, что я на его глазах кинул в огонь половину бухгалтерских книг, где были записаны долги графов Ангенора перед короной, что значило бы, что все счета канули бы в небытие, прояви Улисса больше исступлённой настойчивости.

Корвен усмехнулся.

– Вы действительно хитры, мой друг. И как же вы теперь будете взимать долги без бумаг? Благодаря феноменальной памяти на цифры и авторитету?

– Скорее благодаря копиям, о которых Абертону знать не обязательно.

– И вы снова меня удивили.

– Я рад, что с вами всё хорошо, – Сальвадор вдруг снова посерьёзнел. – Я боялся не успеть.

– Неважно. В любом случае сейчас мы оба находимся в куда более выгодном положении, чем легат.

Мужчины вдруг замолчали. Корвен медленно полировал алый альмандиновый зубец.

– Всё-таки удивительная вещь – корона, – задумчиво произнес хранитель ключей, вглядевшись в отблеск на натёртой поверхности так, будто желал увидеть в отражении своё будущее. – Я сам видел – после того, как во время парада кирасиров король Осе упал, корона стукнулась об пол и закатилась за кресло. Королева Суаве…

– Ради всеобщего блага, мой друг, вам больше не следует называть их вот так, – учтиво предупредил седого камергера казначей.

– Вы правы. Привычка, – признал свою вину Корвен и показал пальцем на один из зубцов. – Так вот, я лично видел на короне, прямо тут, трещину. Она шла отсюда сюда, через весь бок и была заметна даже при обычном освещении. Суаве отдала её ювелиру, чтобы он замаскировал её, если сможет, а чуть позже Дагмар вернул корону со словами, что не нашёл нигде никакой трещины. Разве такое возможно? Я стар, но не слеп. Она была, а теперь её нет.

Сальвадор вгляделся в место на короне, куда показывал камергер.

– Значит, ювелир соврал, – хранитель поджал губы, также не обнаружив повреждения, – и затёр её так, что она стала не видна глазу.

– В таком случае странно, что он не взял и оплату.

– Отнюдь. Дагмар весь трясся, как студень, от желания услужить Теабрану. Было бы странно услышать от него просьбу расплатиться, пусть и за полировку. Кстати, я слышал, вы тоже уже приняли присягу королю.

Умные глаза камергера погрустнели, что не ускользнуло от внимания хранителя казны.

– Да, как только меня выпустили из темницы. Выбор был прост: или остаться на своём месте под знаменем лилии, или плаха.

– В таком случае вы сделали правильный выбор.

– А чувствую себя предателем. Я и сына заставил преклонить колено, и его жену. А они не хотели – верили, что со дня на день ситуация изменится. Но Аннит только что родила, и я воззвал к её здравомыслию и заставил их обоих подумать о сыне. Вы видели, что сделали со шлемом принцессы Вечеры? – глаза камергера вдруг наполнила какая-то особенная печаль. – С тем, в котором она вышла на поле битвы?

– Нет.

– Один из касарийцев, что её убил, пронёс его, ещё покрытый её кровью, по внутреннему двору на острие своего меча, а потом бросил его на землю возле конюшни и помочился в него, как в ночную вазу. Инто увидел это и бросился на него с воплями и кулаками – двое его оттаскивали, представляете? Если бы не Тонгейр, мальчишку бы обезглавили прямо там, не моргнув и глазом. А Инто потом забрал шлем и стал отмывать его в корыте с водой для коней. Я видел, как он плакал. Я уговорил короля поместить этот шлем в стеклянный ящик возле портрета принцессы в Красной галерее, как-никак она его племянница, но Петра приказала убрать картину вместе с изображениями Эдгара, Осе, Суаве, Ясны и Кирана. Их хотели сжечь, но я их выкрал.

– Да, Петра проявляет невиданную прыть в наведении в Туренсворде своих порядков.

– О да, она и её мать – удивительно инициативные женщины.

– Объясните мне, Корвен, кто они? – серое лицо казначея приобрело озадаченный вид. – Они, сэр Ричард, все эти люди? Признаться, я ничего не понимаю. Разве матерью Теабрана не была служанка из Озёрного замка, о которой говорил Осе? При чём тут лорды и леди Абертон? И почему Петра называет Теабрана сыном? Что вообще происходит?

– Её светлость зовёт Теабрана так, потому что он её сын, – вздохнул Корвен. – Кор… Осе был ещё слишком мал, чтобы всё помнить. Потому лично мне понятно, почему всё, что произошло в Озёрном замке во время визита отца и брата, он помнил только со слов Эдгара, а позже его словам поверил и весь Ангенор.

– Не томите.

– Вы знаете, кто такой Герард Абертон?

– Разумеется. Я встречал его имя на страницах старой отчётности, но лично мы не виделись, он же давно умер, а Адельхейд в руинах, – признался Сальвадор. – Насколько мне известно, хозяин замка вёл достаточно закрытый образ жизни и никогда не появлялся при дворе короля.

– Да, граф предпочитал вести жизнь затворника и редко выезжал за пределы своих владений. За это его прозвали Граф-Невидимка. Бывало, раз в несколько лет вообще появлялись слухи о его кончине. Но граф Озёрного замка, единственный человек, знавшийся с отшельником, обычно спешил их развеять. А поскольку Герард исправно платил короне налоги, его жизнь или возможная смерть среди холмов и лесов не вызывали у придворных какого-то интереса. Его женой была уже известная вам леди Улисса. Я мало о ней слышал, и слухи о ней в основном противоречивые. Одни говорят, что её отец был кузеном хозяина замка Ферелит.

– Ну-ну.

– Вот именно. Другие утверждают, что её отец состоял в родстве с самим графом.

– Что ж, Пелегра бы это порадовало, – усмехнулся хранитель казны, памятуя об озабоченности эвдонского постула чистотой крови каждой из каст на своём острове.

– Лично я, мой друг, охотно верю в сплетню о кровосмешении. Я видел графа Абертона однажды… и, знаете, есть у них с леди Улиссой что-то общее.

– Неужели усы? – злобно пошутил казначей, не изменив скверного выражения лица.

– Скорее, то чудище, что прячется в них, – так же злобно ответил камергер. – Но так или иначе говорят, что это был брак по любви, какой бы смысл ни вкладывали сплетники в это слово. У них родилось двое детей.

– Надо понимать, это Ричард и Петра?

– Точно. Как я уже говорил, граф Озёрного замка был едва ли не единственным другом Герарда Абертона, и потому они иногда гостили друг у друга. Так, в день, когда король Эссегрид Золотой Щит пожаловал с визитом с семьёй к протектору