День пролетел в восторгах, в фантазиях – я и не заметила как. Что ели на обед? Кто к нам заходил? О чем говорили? Ночью я включила свет и принялась перечитывать письмо – раз за разом. А потом снова прижала его к груди и сладко спала до утра. Что-то подсказывало мне: такое бывает только раз в жизни, в шестнадцать лет.

На следующий день я нетерпеливо поджидала Парванэ. Села под окном и глядела во двор. Мама то и дело пробегала в кухню и обратно, снизу она заметила меня и окликнула:

– Тебе что-нибудь нужно?

Я открыла окно и ответила:

– Нет, ничего… Просто гляжу на улицу со скуки.

Несколько минут спустя послышался звонок в дверь. Мать, ворча, пошла открывать. При виде Парванэ она многозначительно глянула на меня: вот, мол, кого ты высматривала!

Парванэ взбежала по лестницу, бросила портфель посреди комнаты, на ходу попыталась разуться, одной ногой сдергивая ботинок с другой.

– Входи же… Что ты делаешь?

– Уж эти мне ботинки со шкурками!

Кое-как содрала с себя обувь, прошла в комнату и села.

– Дай мне почитать письмо, – сказала она. – Я не все запомнила.

Я протянула ей книгу, в которую заложила листок, и спросила:

– А сегодня… сегодня ты его видела?

Парванэ рассмеялась:

– Он первым меня высмотрел. Стоял на ступеньках аптеки и вертел головой по сторонам – весь город, наверное, сообразил, что Саид кого-то ждет. Я подошла, он приветствовал меня и даже не покраснел. Он спросил: “Как она? Вы передали ей письмо?” Я сказала: “Да, ей лучше, она передает привет”. Он вздохнул с облегчением и сказал, что боялся тебя обидеть. Поколебавшись, все же спросил: “А она мне не отписала?” Я сказала, что не знаю, что успела только отдать тебе письмо и тут же ушла. Как ты поступишь? Он будет ждать ответа.

– Ты думаешь, я должна ему написать? – испугалась я. – Нет, это же неприлично. Если я напишу, он сочтет меня нахалкой.

И тут вошла матушка и с порога сказала:

– А ты и есть нахалка.

Сердце у меня упало. Я не знала, какую часть разговора матушка успела послушать. Я оглянулась на Парванэ – та тоже замерла в испуге. Мать поставила перед нами блюдо с фруктами и уселась.

– Хорошо, что ты наконец это поняла, – сказала она.

Парванэ уже опомнилась и возразила:

– Нет, это вовсе не нахальство.

– Что не нахальство?

– Я сказала моей матери, что Масумэ просила меня приходить к ней каждый день учить уроки. А Масумэ боится, что моя мать сочтет ее за нахалку.

Матушка покачала головой и настороженно оглядела нас обеих. Затем она медленно поднялась, вышла и затворила за собой дверь. Знаком я велела Парванэ соблюдать осторожность: я была уверена, что мать притаилась за дверью и подслушивает. Мы принялись громко обсуждать школу, уроки, насколько я отстала от класса. Потом Парванэ принялась читать текст из учебника арабского. Матушке нравилось, когда читали по-арабски, она воображала, будто это Коран. Несколько минут спустя мы услышали ее шаги на лестнице.

– Все, ушла, – шепнула мне Парванэ. – Скорее: решайся, как ты поступишь.

– Я не знаю!

– Нужно либо написать ему, либо поговорить. Не можете же вы всю жизнь обмениваться знаками! Надо выяснить, что у него на уме. Он хочет жениться или как? Может быть, он задумал обмануть нас и завести в беду?

Вот оно как. Мы с Парванэ слились в одно – она говорила разом о нас обеих.

– Не могу! – в ужасе повторяла я. – Не знаю, что писать. Напиши ты.

– Я? Как это я напишу? Ты-то умеешь сочинять, ты знаешь множество стихов.

– Напиши, что на ум придет. И я тоже. А потом сложим вместе – глядишь, и получится письмо.

Во второй половине дня мои мечты были прерваны воплями Ахмада. Он бушевал во дворе:

– Это невоспитанная девица является сюда каждый день! С какой стати? Говорю тебе, не нравится мне она – ее вид, ее манеры! Почему она все время толчется здесь? Что ей нужно?

– Ничего, сын мой, – отвечала матушка. – Из-за чего ты так расстраиваешься? Она заходит передать Масумэ школьное задание и надолго не задерживается.

– Как же, не задерживается! Еще раз замечу ее здесь – пинками выгоню.

Мне хотелось придушить Али, задать ему трепку. Это он, паршивец, шпионил за нами, доносил Ахмаду. Я пыталась себя уговорить, что Ахмад не может ничего сделать Парванэ, и все же решила предупредить подругу и попросить ее приходить, когда Али не будет дома.

Весь вечер и всю ночь я писала и тут же зачеркивала строки. Я и раньше писала Саиду, но только шифром, и это все было слишком горячо, слишком откровенно – не для настоящего письма. Изобрести тайнопись меня побудила нужда: в нашем доме не было укромного места, никто не был избавлен от догляда, и у меня даже собственного ящика не имелось. А не писать я не могла, не могла остановиться, изливая на бумагу свои чувства и мечты. Только так удавалось привести мысли в порядок и понять, к чему же я стремлюсь. Но даже после такой подготовки я не знала, как написать Саиду. Не знала даже, как к нему обращаться. “Уважаемый господин”? Чересчур официально. “Дорогой друг”? Нет, так неприлично. Назвать по имени – и вовсе никуда не годится.

Наступил четверг, Парванэ снова зашла ко мне после школы, а я еще и словечка набело не написала. Подруга явилась еще более взволнованная, чем в прошлый и позапрошлый раз, она даже не погладила Фаати по голове, когда сестренка открыла ей дверь. Опрометью взбежала по лестнице, бросила портфель на пол, села прямо у двери и заговорила, одновременно стаскивая с себя ботинки:

– Я сейчас шла из школы, а он окликнул меня и сказал: “Госпожа Ахмади, лекарство для вашего отца готово”. Бедный папа, какую же болезнь он ему выдумал, если от нее все время нужны таблетки! К счастью, проныры Мариам на этот раз со мной не было. Я вошла в аптеку, и он вручил мне пакет. Скорее загляни в мой портфель. Пакет лежит сверху.

Сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Я села на пол и поспешно расстегнула ее портфель. Наверху – маленький сверток в белой бумаге. Я сорвала бумагу. Внутри – тонкая книга стихов, а между страниц заложен конверт. Меня прошиб пот. Я взяла письмо и прислонилась к стене. Не упасть бы в обморок. Парванэ, избавившаяся наконец от обуви, придвинулась ко мне и шепнула:

– Только не грохнись! Сперва прочти, потом можешь отключаться.

Тут вошла Фаати, обняла меня и сказала:

– Матушка спрашивает, хочет ли Парванэ-ханум чаю.

– Нет! Нет! – ответила Парванэ. – Большое спасибо, мне скоро уходить.

Она оттащила от меня сестренку и расцеловала ее:

– Ступай, передай матушке от нас “спасибо”. Какая хорошая девочка!

Но Фаати снова приникла ко мне. Тут я догадалась, что матушка велела ей оставаться в гостиной. Парванэ отыскала у себя в кармане конфету, вручила ее Фаати и сказала: