А может, она такое вытворяла не в первый раз. Вряд ли руководитель группы, который привозит детей на фестиваль, все время водит их за руку. Какое-то время молоденькие девушки остаются в номере одни. А тут и Света подкатывается со своей дружбой. И предложением развлечений.

Лера между тем рассказывала:

— Села я к ним в машину, а в голове все крутится: «Что же придумать? Как убежать? Как их обмануть?» В баре-то они меня все споить пытались. Я отказывалась. Говорила, что пьяная женщина — неприглядное зрелище. А один из них засмеялся и сказал: «Понятное дело, женщина-алкашка — хуже всякой скотины, но женщина под градусом — совсем другое. Мягкая, доступная». Я спрашиваю: «А вам доступные женщины не надоели?» Он говорит: «Есть немного. Только ты еще зеленая, не знаешь — доступность приходит с возрастом». Правда, другой с ним не согласился: в том смысле, что доступными рождаются… Это я вам рассказываю так, для примера, чтобы вы имели представление, о чем они говорили. Неужели с такими мужчинами кому-нибудь может быть интересно?

— Наверное, таким же, как они, женщинам.

Мужественный человечек эта Валерия, подумала я. Другая бы на ее месте в той самой машине от страха описалась, а она еще с бандитами спорила, и по сторонам смотрела, и размышляла, как из опасной ситуации выпутаться.

— В общем, мы выехали из города, еще сколько-то проехали по шоссе, а потом повернули направо и поехали по узкой проселочной дороге среди деревьев. Остановилась машина у какого-то двухэтажного дома, в глуши, и поблизости никаких других строений не просматривалось. Зови на помощь, не зови, все равно никто не услышит. Я им сказала, что меня скоро искать начнут, а тот, что постарше, засмеялся: «Не будут, потому что мы, котеночек, меры приняли. Светка твоей руководительнице позвонила и сказала, что за тобой отец приехал. Мол, его в Сочи на семинар прислали, вот он и захватил тебя с собой, на обратном пути». Я поняла, что и сумку мою они скорее всего спрятали, так что из моих вещей осталось лишь то, в чем я стою. Я сказала: «Света, как же так, ты ведь мне совсем другое говорила?» А она смотрит на меня с такой подлой улыбочкой: «Господи, какая же ты глупая, таких простодыр даже обманывать неинтересно!» Сказала и по лестнице наверх стала подниматься.

Лера со всхлипом вздохнула — воспоминание было не из приятных.

— Тот, что помоложе, говорит: «Может, групешник сообразим?» А второй: «После. Вначале я с малышкой за жизнь поговорю». Молодой улыбнулся: «Понятно. Часа тебе хватит?» А старый: «Это как масть ляжет». Молодой за Светкой наверх пошел, а тот, что со мной остался, за руку меня схватил и потащил.

Лера замолчала. Уж если мне это трудно рассказывать, то представляю, как среагирует на ее повествование свирепый папаша. Не хотела бы я быть на ее месте!

Как-то по молодости мне тоже случилось вляпаться в подобную ситуацию, и спасло меня только то, что у девчонки, которая со мной в переплет попала, от страха эпилептический припадок начался. Насильники перепугались, что она помереть может, разрешили мне «скорую» вызвать, а сами скрылись, тем более что измываться над нами собирались на нашей жилплощади.

— Вначале он еще думал меня уговорить. Мол, сопротивление его только разжигает и ничего у меня не выйдет, а надо, как в Америке, расслабиться и получить удовольствие. Вы понимаете?

— Понимаю, — кивнула я.

— Говорит мне: «Давай раздевайся передо мной. Снимай медленно вещичку за вещичкой». И музыку включил. Я разозлилась: «Вот еще, стану я перед всяким козлом раздеваться!» Он как вскочит, как схватит меня за горло! Стал душить, всякими словами обзывать — мне и повторить их стыдно. Только я вспомнила прием, который мне папа давно показал на всякий случай. Как раз на тот, когда меня душить начнут. Надо ударить пальцами в кадык. Вот так. Я и ударила. Наверное, с перепугу слишком сильно, потому что он вдруг захрипел и стал назад падать. Не помню, как я из дома выскочила, как с крыльца сбежала. Мне еще повезло, что они ворота неплотно прикрыли. Створки такие тяжеленные, я бы их сама ни за что не отодвинула. А так в узкую щель проскользнула. А бежала — ветер в ушах свистел! Куда, мне было все равно, лишь бы оттуда подальше. Потом выдохлась. Брела еле-еле. Ночь, ничего не видно. Как я в яму не свалилась или ноги не поломала — ума не приложу. Говорят, у людей есть ангелы-хранители, а мне все время папа рядом чудился. Так мне было стыдно перед ним! А под утро я к шоссе вышла.

На этот раз молчание ее затянулось. Настолько, что я первая решила его нарушить:

— Значит, говоришь, среди водителей грузовиков тебе тоже длиннорукие попадались? И тебя опять папина наука выручала?

Но мне никто не ответил. Моя попутчица спала глубоким сном.

Я остановила машину у обочины и освободила заднее сиденье от сумок и пакетов. Поленилась сразу все вещи сложить в багажник. Поверила собственным уверениям в том, что я не стану подбирать попутчиков, а значит, заднее сиденье мне не понадобится.

Потом я разбудила Валерию — мера жестокая, но необходимая для того, чтобы ребенок хорошо отдохнул.

— Перебирайся на заднее сиденье, там тебе удобнее будет.

Она пролепетала что-то благодарное, перебралась назад и опять моментально заснула. Я тронула с места машину, и только тут меня осенило: «Лара, какая ты разиня. Девчонка наверняка голодна, а ты ей, кроме кофе, ничего не догадалась предложить!»

Позднее зажигание, как и лестничный юмор, это у меня врожденное. Наверное, оттого, что я сначала делаю, а потом думаю. Теперь остается только корить себя за недомыслие, но не будить же девчонку еще раз!

У меня в машине есть автомагнитола, так что я потихоньку включила музыку — Элвиса Пресли, любовь к которому перешла ко мне по наследству от родителей.

Наследство. Прежде это слово я могла произносить только в шутку. Теперь же оно имело ко мне самое прямое отношение. Юридическое. Но с долей романтики. В нем слышались тревога, роковые страсти, зависть родственников, наследством обойденных. В памяти оживали сюжеты приключенческих романов, в которых из-за наследства гибли люди.

Я поймала себя на том, что прикрыла глаза, убаюканная тихой напевной мелодией. Это ж надо, «поплыла» за рулем! Такого со мной прежде не случалось. Даже в ночное время. Сказалось то, что легла я поздно, спала беспокойно, а теперь вид спящего человека нагнал сонливость и на меня. Так можно заснуть и не проснуться. Нам обеим с этой девочкой.

Я остановила машину у придорожного киоска, купила бутылку холодной минералки, умылась, прополоскала рот — вроде отпустило.

Еще сотня километров осталась позади. Теперь я ехала и негромко напевала бодрые песни «Радио-ретро». Элвиса Пресли, под которого я, по словам мамы, в детстве засыпала как под колыбельную, я оставила для другой обстановки. Музыка ничуть не мешала спать на заднем сиденье девчонке, уставшей от борьбы со взрослой жизнью; она навалилась на нее уж чересчур тяжело и без предупреждения. Лера спала на правом боку, так что, скосив глаз, я могла видеть упавшую на щеку русую прядь, трогательно, по-детски приоткрытые губы, густые, светлые на концах ресницы, нежный пушок на щеках. И на всей этой юной чистоте лежал прямо-таки ощутимый налет переутомления. Сколько же она не спала: сутки, двое?