Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаешь, – осторожно сказал он. – Знаешь…
Это кажется диким и слегка безумным. Но Андрею надо это кому-то рассказать, потому что, если он будет думать об этом сам, точно запутается и, возможно, вообще свихнется.
– Знаешь, какая странность, – решился он. – Я только сейчас это вспомнил. Про песню. И то, как папа говорил про темноту и чудовищ. Раньше это воспоминание было короче. Просто костер, гитара, шашлыки… Потом мама зовет нас спать… Как будто кто-то вырезал кусок того вечера или я сейчас это все придумал – про песню и темноту…
Он беспомощно посмотрел на Лизу, не понимая, что происходит. Вдруг она скажет: «Да, ты просто придумал»? Но ведь она сама узнала эту песню про сокола!
Лиза посмотрела на него с сочувствием. Потом мягко сказала:
– Так бывает, Андрей. Память – очень пластичная штука. Если ты о чем-то не хочешь вспоминать, оно забывается. Если с тобой случилось что-то непонятное… травмирующее… твой мозг может заставить тебя забыть об этом, чтобы ты не переживал больше. Он защищает тебя.
– Но я вспомнил!
– Да. Это как вырвать страницу из воспоминаний. Но ее нельзя уничтожить, можно только спрятать. Но раз она спрятана – то может и найтись. Какая-нибудь случайность. Триггер, спусковой крючок. Например, ночной лес вокруг – и твой старый страх темноты. Крик птицы. Или знакомый запах. Или вкус. Как будто подул ветер, разбросал листы бумаги – и тот, спрятанный внизу, бросил тебе под ноги. И вот ты вспомнил то, что когда-то забыл.
Она замолчала. И Андрей молчал, растерянно думая над ее словами. Ему показалось: что-то изменилось. В нем самом. И возможно, во всем мире – тоже. Как будто он шел по освещенной надежной дороге, и вдруг – раз! – выключили свет. И теперь кажется, что никакой дороги нет. Вокруг просто поле, густо заросшее высокой, невидимой в темноте травой. Или не поле, а, например, трясина. И не найти даже следов, по которым можно вернуться назад. И страшно сделать следующий шаг. Потому что непонятно, куда теперь идти. И даже себе самому он не может верить. Какие еще воспоминания он забыл?
– Или, – добавила Лиза, – не ты сам забыл. Тебя заставили забыть.
Она внимательно посмотрела на Андрея, и ему почему-то стало не по себе под ее взглядом.
– Кстати, – мягко, почти мурлыкающе добавила она, – об этом…
Ее глаза были странными, слишком яркими. Должно быть, свет из-за приоткрытой двери фургона так падал на ее лицо. Не могли же они светиться в темноте, как… у кошки?
– Кис-кис, – сказала Лиза. – Колючка!
И откуда-то из темноты к ступенькам фургона вдруг прыгнула серебряная кошка. Та самая, которую Андрей видел утром над упавшим Жоржем Соловьевым. Вблизи оказалось, что кошка довольно крупная, размером с рысь. На первый взгляд она была будто отлита из какого-то серебристого текучего металла – может, из ртути, – но потом Андрей разглядел, что шкура у нее не гладкая, а покрыта короткой шерстью и каждая шерстинка светится и мерцает, будто хрустальная. И глаза у нее тоже были серебряными, с острой точкой черного зрачка. Странные глаза, не кошачьи – скорее, птичьи. И взгляд их такой завораживающий, что невозможно отвести глаза…
– А… – ошарашенно пробормотал Андрей, удивляясь, почему все это его не пугает и он даже умудрился не заорать. – Что это… как… Это она?
– Значит, – почему-то довольно сказала Лиза, – ты ее все-таки видишь. Это отлично!
– Что? Что отлично?!
– Но как не вовремя, – с досадой добавила Лиза. – Завтра как раз магосмотр и пифия… Еще дорожные патрули. И пропускной пункт перед городом…
– О чем ты? Что вообще происходит?
– Тсс, не разбуди Симона. – Голос Лизы опять стал мурлыкающим, тихим и каким-то усыпляющим. И Андрею, который так и не мог до сих пор отвести взгляд от странных, завораживающих глаз серебряной кошки, вдруг показалось, что все это – сон.
– Да, – довольно пробормотала Лиза, – так. Я все объясню тебе позже. А сейчас пора спать. Спи, Птенчик. И забудь… все, что тебя тревожит… Помурлыкай ему, Колючка.
Голова Андрея вдруг стала тяжелой, и веки начали неудержимо слипаться. Он хотел еще о чем-то спросить, но сумел только широко зевнуть. Под басовитое, рокочущее мурлыканье серебряной кошки Андрей закрыл глаза.
Перед тем как уснуть, он почувствовал, что ласковые пальцы гладят его по голове, и услышал нежный мамин шепот:
– Спи, Птенчик. И забудь… все, что тебя тревожит…
«Странно, – подумал Андрей, – что мама тоже говорит совершенно как Лиза. Какой хороший сон, и мама снова жива», – решил он и заснул по-настоящему.
Глава 3. Предсказание пифии
Растолкал его Симон.
– Вставай, засоня, – сказал он и завистливо хмыкнул. – Прямо жалко тебя будить. Дрыхнешь и улыбаешься.
– Сон хороший, – пробормотал Андрей и пояснил улыбаясь: – Мама приснилась. Как мы вместе сидим у костра. Отец на гитаре играет. Помнишь?
– Ага, – тихо ответил Симон.
– Песня еще, которую он пел. Такая красивая… эта… ну… – Андрей нахмурился. – Помнишь?
– Помню, – ответил Симон.
– А слова?
Симон задумался. Потом сказал удивленно:
– Вообще не помню. Странно, казалось, что помню, а начал вспоминать – и ни слова. Про птиц вроде что-то. Или нет? Ну, это давно было. А ты?
– Я вроде во сне помнил, а сейчас опять забыл.
– Так бывает, – пожал плечами Симон, – со снами. Ладно, давай поднимайся. Лиза уже блинчики пожарила, а я кофе сварил. Запахи – умереть можно, чуешь? Странно, что ты не проснулся.
– А где она? – спросил Андрей, прислушиваясь. В фургоне было тихо.
– Там, на поляне. Гимнастику какую-то делает. Говорит, совсем форму потеряла с этой работой и жареной картошкой.
– Симон!
– А?
– А тебе они снятся, родители?
Симон перестал улыбаться, и его лицо стало замкнутым.
– Пойду, – глухо сказал он и поднялся, – варенье для блинов достану. В кладовке вроде оно. Лиза просила. А ты вставай.
– Симон!
Симон замер, но Андрею показалось, что он так и уйдет, не отозвавшись. Поэтому он быстро сказал:
– Если о них не говорить, лучше не будет. Наоборот.
Симон какое-то время стоял неподвижно, потом повернулся, внимательно посмотрел на Андрея и тихо сказал:
– Наверное.
Потом он еще немного помолчал и добавил с улыбкой:
– Спасибо. А ты иногда умнее, чем кажешься, мелкий.
А Андрей удивленно подумал: «Откуда я это взял? Эти слова. Кажется, где-то услышал. Где?»
Лицо Симона опять оттаяло, стало живым, и он спросил с усмешкой:
– Что, долго вчера с Лизой чаи гоняли? То-то тебя сегодня разморило.
Андрей нахмурился, вспоминая. Странно, кроме необычного, но почему-то знакомого вкуса чая и светлого пятна возле двери фургона не вспоминалось ничего. Вот его разморило, видно, уснул прямо за чаем и уже в полусне как-то добрался до кровати.
– Не, – ответил Андрей, – я даже первую чашку не допил, уснул.
– Позорище, – хмыкнул Симон, – сони мы с тобой оба. Бросили девушку в темном лесу пить чай в одиночестве. Кстати, – спросил он, – ты мне что-то хотел рассказать вроде вчера? Про Лизу и ту историю на заправке с магами.
– Правда? – удивился Андрей. – Не помню.
Он нахмурился, попробовав вспомнить, и что-то такое вроде вертелось в голове, но мысль ускользала. Светящаяся серебряная кошка? Да нет, это из сна. И то не очень вспоминается, к чему она там была, во сне.
– Ну и ладно, – ответил Симон, как показалось Андрею, с облегчением. – Поганая история, лучше ее просто забыть. Отморозкам этим все равно ничего не сделаешь, только проблем огребешь на свою голову. Молодец Лиза, что убедила нас не вмешиваться. Очень здравомыслящая девушка, мы с тобой без нее пропали бы.
– Точно, – согласился Андрей.
И подумал: а ведь в том сне, кажется, Лиза тоже была. Только что она там делала, не вспоминается. Вот странная штука – сны…
* * *
Перед въездом в Софиенград нужно было еще заехать на технический и магический осмотр. Это в совсем уж мелкие города можно въезжать просто так.
Софиенград, конечно, не столица, но уже и не захолустье. Некоторые его вообще называют культурной столицей, хотя, например, москвичи над этим титулованием посмеиваются. Но Лиза говорит, что москвичи вообще снобы и они над всем посмеиваются, что не московское.
Симон выбрал станцию осмотра поскромнее, специально свернул для этого с трассы. Потому что за магосмотр вообще могли содрать неизвестно сколько, везде свои расценки.
Но сначала показалось, что они вообще зря сюда приехали. Будочка с надписью «Технический