– Не сидите тут долго, завтра рано вставать, иначе ничего не успеем.

И, зевая, ушел спать в заднюю часть фургона, где была большая раскладная кровать.

Андрей с Лизой остались пить чай на ступеньках фургона.

Она заварила какой-то очень вкусный чай, Андрей даже не знал, что у них в припасах имеется такой. Андрей держал горячую чашку в руках, принюхивался и не мог надышаться. И все думал, спрашивать у Лизы о происшествии на заправке или нет.

– Пей уже, – хмыкнула Лиза, которая внимательно за ним наблюдала. – Остынет.

– Угу, – сказал он и снова жадно вдохнул почему-то смутно знакомый запах.

Маленький лоскуток света лежал возле ног, отчетливо освещая кусочек мохового ковра, а дальше начиналась кромешная темнота. Деревья, казалось, подступили еще ближе, разглядывая нежданных гостей, сухо шуршали ветками, будто переговариваясь. В низине, за зарослями, что-то потрескивало, будто кто-то огромный возился там, проминая себе дорогу наверх. Андрею стало не по себе, он поежился и потихоньку придвинулся поближе к Лизе. Стремно, конечно, прятаться за девчонку, но Лиза вроде как взрослая… или нет? Сколько ей? Двадцать, как Симону? Или меньше? К тому же вдруг она и правда маг? Магу, наверное, нипочем любые дикие звери и даже ожившие деревья, если такие, конечно, бывают.

Вот, например, стражи. Один взгляд у них такой, что замораживает на месте. Взгляд этот был неспроста – стражи так видели тайное, определяли по одному взгляду преступников, поэтому скрывать от них что-то было бесполезно. Они, конечно, не умели, как инквизиторы, читать мысли и намерения, но преступника, уже совершившего что-то, стражи определяли с легкостью и выслеживали, если он пытался скрыться. Поэтому, конечно, если бы Лиза была магом, они бы это поняли и спросили у нее регистрацию. Потому что все маги, включая даже знатных аристократов и родственников императора, обязаны регистрироваться по месту жительства, а в случае переезда – переоформлять регистрацию в течение трех дней.

– Чего ежишься? Замерз, Птенчик? – вдруг насмешливо спросила Лиза.

Андрей вздрогнул: в первую секунду ему вдруг показалось, что это мамин голос прозвучал откуда-то из темноты. А потом он ошарашенно уставился на Лизу. Как?! Как это может быть?! Лиза умеет читать мысли?! Она что, подглядела сегодня его воспоминание про костер, папину песню и про то, как мама называла маленького Андрея? Получается, Лиза не просто маг, как боялся Андрей? На самом деле все куда хуже. Лиза – инквизитор?! То-то перед ней так раскланивались те маги-отморозки.

Лиза улыбалась – как будто и сейчас читала его мысли – и посмеивалась над его страхом.

– Ты… – пробормотал он, клацая зубами от страха. – Откуда ты…

Что делать с инквизитором, если он вдруг решит напасть, Андрей не знал. Инструкций на этот счет почему-то не было. Тоже звонить в службу спасения?! Как? Если для инквизитора все твои мысли – открытая книга?

– Эй, мелкий, – обеспокоилась Лиза и перестала наконец улыбаться, – ты чего?

– Ты почему меня так назвала? – с трудом выговорил Андрей.

– Мелким? – недоуменно уточнила Лиза. – Я всегда…

– Нет.

– Птенчиком? – Лиза чуть смущенно хмыкнула. – Ну, Симон говорил, что это твое детское прозвище. А ты сейчас сидел такой несчастный и съеженный… и правда похожий на Птенчика. Ну и… захотелось тебя как-то… подбодрить.

– А, Симон говорил… – Андрей облегченно вздохнул. Надо же было такого навыдумывать – про инквизитора и вообще. А оказывается, это у Симона слишком длинный язык.

– Если не хочешь, – голос у Лизы был чуть виноватым, – больше не буду тебя так называть.

– Не хочу, – резко ответил Андрей.

Лиза замолчала. Кажется, обиделась. Андрей немного подумал и сказал:

– Меня мама так называла. Когда… ну…

Он осекся.

Они немного помолчали. А потом Лиза тихо сказала:

– Извини.

– Ничего, – глухо ответил Андрей.

– Если… – голос Лизы сорвался, но она все-таки договорила, совсем тихо: – О них не говорить, лучше не становится. Наоборот.

Андрей осторожно покосился на нее, не поворачивая головы, и увидел в ее глазах слезы. Наверное, у Лизы тоже был кто-то, о ком она не хотела говорить.

– Пей уже, – глухо сказала Лиза, – этот дурацкий чай. Или я его вылью.

Андрей послушно глотнул. Странно, казалось, что прошла вечность с тех пор, как Лиза протянула ему чашку, но чай был все еще горячим.

Андрей глотнул еще раз. И вдруг – неожиданно для самого себя – начал рассказывать.

* * *

…Мясо, жаренное на углях, с горьковатым запахом дыма; обжигающая язык, невероятно вкусная, рассыпчатая печеная картошка с горелой корочкой… Душистый травяной чай, давно забытый вкус – только мама умела такой заваривать. Пламя танцует на мерцающих углях, алые искры летят в черное небо. Папа играет на гитаре, и очень красивая, печальная музыка летит в небо, во тьму, тает вместе с алыми искрами. И слова – не песня, завораживающий шепот, еле слышный: «Лети, лети, мой белый сокол, запутай след, сорви с крыла проклятый повод, наш ворон слеп…» Странные слова, бессмысленные, непонятные, но отцовский тихий голос звучит все громче, полнится гневом – и силой. И, будто отзываясь, шевелится вокруг тьма – уже не просто безобидная темнота, укрывающая кусты малинника, а тьма, наполненная чудовищами. Чуя эту тьму, заполошно мечется пламя в костре, и тревожно кричит в темноте какая-то птица. Андрей застывает от страха, и по его спине катятся холодные колючие мурашки. Но потом мама встревоженно зовет: «Саша!» – и папа обрывает песню на полуслове и останавливает сильный гитарный перелив ударом ладони о струны, неловко улыбается Андрею:

– Что, Птенчик? Испугался темноты?

Гитара недовольно гудит, постепенно замолкая. И огонь послушно утихает, снова потрескивает ровно и безобидно. И тьма отступает, невидимая и неслышная.

Отец наклоняется к Андрею. Его глаза блестят – веселые, шальные, диковатые, а в голосе – уже почти прежнем, спокойном – еще гудят отголоски недавней силы, как дрожь гитарной струны.

– Не темноты надо бояться, – говорит он, – а чудовищ, которые там прячутся. А сама темнота безобидна и безопасна. Более того, она может стать нашим союзником, если хорошо попросить, и тогда нас самих укроет от чудовищ.

– Саша… – мама с укором смотрит на отца.

– Хорошо, – говорит он, будто отвечая на какой-то вопрос. – Хорошо.

Отстраняется, прикрывает глаза, снова перебирает струны, и музыка льется в небо, но теперь – тихая, нежная, усыпляющая.

– Ты совсем замерз, Птенчик. – Мама обнимает Андрея за плечи.

Симон насмешливо и ревниво хмыкает: он воображает себя уже взрослым и потому бывает очень противным, издеваясь и над тем, что мама называет Андрея детским прозвищем Птенчик, и вообще над всеми этими телячьими нежностями.

Но мама тихо смеется, обнимает Симона другой рукой и говорит всем троим: «Пойдемте домой, мальчики. Уже слишком поздно». «Ну мам», – жалобно ноет Симон, забыв, что он уже взрослый. Андрей только жалобно вздыхает, он тоже сидел бы тут до утра, хотя глаза уже слипаются. «Все, – строго говорит мама, и всем понятно по ее голосу, что спорить бесполезно. – Завтра будет новый день. Еще лучше».

* * *

– Лети, лети, мой белый сокол, запутай след, сорви с крыла проклятый повод, наш ворон слеп… – повторила Лиза, и глаза ее были полны слез.

– Что это? – растерянно спросил Андрей.

– Мой папа тоже любил эту песню, – сказала Лиза дрожащим голосом.

– Я ее никогда не слышал… никогда после этого… то есть вообще…

– Еще бы ты ее слышал, – Лиза усмехнулась и строго добавила: – И сам никому не говори про нее, понял?

– Почему?

– Она из запрещенных.

– Бывают запрещенные песни? – удивился Андрей.

– Есть много земель, мой друг Горацио, где не летали наши сокола. – В голосе Лизы была горечь, на губах – улыбка. – Просто не говори об этом. Если не хочешь… если не хочешь угодить на допрос к инквизиторам, которых очень заинтересует, где ты ее мог слышать.

– Но я ведь…

– И им будет неважно, помнишь ты или нет, – они просто вскроют твою память, как консервную банку, чтобы добраться до того, что им нужно.

Голос Лизы полон горечи и злости. И еще – гнева. Андрей никогда не слышал, чтобы об инквизиторах так говорили. Значит, Лиза на самом деле – беглая преступница? Или… Лиза не сомневается в том, что Андрея будут допрашивать и даже пытать, если он проговорится про эту странную песню. Но Андрей-то точно никакой не преступник! Он не делал ничего плохого!

Может, Андрей чего-то не знает об инквизиторах? А Лиза знает?..

У Андрея голова пошла кругом.

А самая главная