Богатства, вещи, дети, слуги и предметы тех, кто пал под властью победителей, были так многочисленны, что никто не мог вымолвить и слова, когда речь заходила об их перечислении. Кундже Оглан и Тимур-Кутлук Оглан, принцы рода Джучи, и один из эмиров того Улуса, Идику, оставившие Туктамыш-хана несколькими годами ранее, и связанные с двором монарха, получили от него дорогие кафтаны, одежды, украшенные драгоценными камнями перевязи, быстрых скакунов с позолоченными седлами и другие императорские подарки.

В то время как монарх одержал такую великолепную победу, Туктамыш-хан, испуганный до полусмерти, сумел выбраться из этого бушующего кровью моря. Вышеупомянутые принцы, преклонив колени у подножия императорского трона, говорили: «Если светлый ум Вашего величества, который украшает мир, соизволить посчитать необходимым, мы придем как верные слуги, решительно приносящие себя ему в жертву, собрав наш ил и улус[59], который рассеяли превратности судьбы. Мы приведем их».

Этот повелитель соизволил благосклонно принять просьбу этих двух принцев крови и Идику Узбека и приказал, чтобы каждому из них дали чрезвычайную грамоту, содержание которой говорило, что никто не должен был позволять себе препятствовать им или противодействовать их путешествию. Кундже, Тимур-Кутлук и Идику, получив соответствующие эдикты, довольные и радостные отправились по следу беглецов.

Наконец, императорская армия разбила лагерь на берегу Волги и в долине Ур-туба, в отношении их чистоты и воздуха явившейся таким открытым и цветущим местом, как розарий Ирама, образом, который все свободные умы вдыхали, счастливые тем, что ее посетили.

Тимур-Кутлук и Идику Узбек, отправившиеся искать свой ил и улус, снова их обрели и собрали множество своих людей под свои знамена. Первый заключал в себе желание стать ханом Дешти-Кыбчака и государства Джучи-хана. Что касается последнего, то амбиция беспрепятственно получить верховное командование проникла в его сердце. Они оба забыли о правах и милостях, которыми наделил их монарх, и разрывались между верностью и вероломством.

Тимур-Кутлук со своими сторонниками завоевал степь, а Идику со своими направился в другую сторону. Что касается Кундже-Оглана, так как он имел честь радоваться исключительному расположению и близости к монарху в его частных кругах, то он вернулся ко двору, служившему приютом всему миру, приведя туда часть своих сторонников, которых он встретил в пустыне и в степи, и снова стал объектом расположения Его величества.

Все эмиры и нойоны, которые согласно приказам своего славного повелителя опустошали вражеские провинции, вернулись, обремененные добычей и бесчисленными богатствами, и привели в императорский лагерь прекрасных, как луна, девушек, юношей, лицо которых не уступало солнечному лику, быстрых скакунов и верблюдов.

Они собрали столько рабов обоего пола, прекрасных как Пэри[60], что выбрали пять тысяч из них для Его величества. И прекрасный ум, впоследствии связанный с императорскими кругами, составил, находясь в пути, следующий стих, на который его вдохновила надежда:

(Стих.) Если мы сохраним жизнь, то завладеем однажды тюрком Тугмака[61].

Чистая натура монарха выразила желание предаваться радости и удовольствиям в этом райском месте, зеленеющем как сад вечности, сладкий зефир[62] которого был предвестником ветерка Рая, а текущие воды которого могли дать идею фонтана Юпитера. Он предавался в течение двадцати шести дней, в счастливый час своей судьбы, радости и веселью в этом восхитительном месте, некогда служившим царской резиденцией Джучи-хана и его знаменитых потомков.

Упоминание о возвращении в столицу Самарканд из Дешти-Кыбчака.

Когда этот могущественный монарх, завершил победоносное завоевание, которое могло бы служить вершиной блестящих деяний армий самых могущественных победителей, и у которого больше не оставалось врагов в степях, ни на островах вследствие жестокой мести, осуществленной замечательными войсками монарха, этот удачливый завоеватель снова двинулся в путь в Самарканд. Пустыня наполнилась необъятной добычей и богатствами, которые увозили с собой победоносные войска. Со своей стороны те, обремененные бесчисленными трофеями, проходили по степи в большой радости и ликовании и были восхищены и горды видом следующих за ними прекрасных молодых рабов.

В числе предметов роскоши, попавших в руки солдат, фигурировало множество кочевых палаток, служивших убежищем жителям этой степи. Они сделаны так, чтобы совсем не спешиваться, когда разбивают или сворачивают лагерь, и чтобы они могли быть погружены на повозки, которые специально строили для переезда с места на место.

Императорский лагерь был настолько многолюден, что в момент, когда кто-то терял свое жилище, он мог очень кстати использовать и пропеть этот стих:

«Если я ускользну из этой пустыни любви и вернусь к моему очагу, то никогда больше не буду сопровождать ни одного царя в чужую страну».

Армия, прибыв к берегам Тика[63], разбила там лагерь. Кундже-Оглан, степь которого была прибежищем, узнал, что жители этого края возвели на трон Хана Тимур-Кутлука. Желание снова увидеть свои очаги и служить этому принцу овладело его сердцем и привело его к отклонению от прямого пути на путь неверности. Он поспешно вернулся к своим очагам, не спросив предварительно разрешения монарха.

Когда он преодолел расстояние несколько фарсангов, после перехода Тика, этот славный монарх, которому справедливость служила проводником, оставил эмира Хаджи Сейф ад-дина во главе багажа и в спешке отправился в свои государства. Он пересек эти пустыни, полные опасностей, и подошел к Сабрану в месяце зулькааде 793 года, разбив лагерь в Отраре. После этого он снова двинулся в путь под защитой счастья и процветания и почтил своим августейшим присутствием край Самарканда, ставший с тех пор подобным Раю.

Его жены и нойоны, следуя обычаю, поспешили прибыть ему навстречу и преподнести достойные подарки. В то же самое время они сообща обрушили на него похвалы, хваля доброту Бога и его милостивые действия. Все подданные и вассалы этого принца падали ниц перед Господом, чтобы возблагодарить его за возвращение этого героя, завоевания которого охватывали весь мир. Тот приказал, чтобы приготовили роскошные празднества, где предавались радости и ликованию, когда они посвятили несколько дней радостям и удовольствиям, принц Мираншах вернулся в Хорасан по приказу своего августейшего монарха. Со своей стороны, Его величество расположился на зимних квартирах в Ташкенте, направив в эту сторону свои победоносные знамена.

В течение мухаррема 794 года эмир Хаджи Сейф ад-дин присоединился к императорской армии во главе багажа. Его могущественный монарх радовал всех принцев крови, знать, эмиров и нойонов, объявив им счастливую новость завоеваний, отличавших эту победоносную кампанию, и пришел зимой во время