— Вы с ума сошли! — вырвалось у Саливана, — Почти полночь!

— Я знаю, который час, — досадливо произнёс Лэйд, — Что такое, Эйф? Испугались небольшой прогулки?

— Не хочу, чтобы в Хукахука начали говорить про Эйфа Саливана, что он имеет обыкновение ночами вламываться в дома пожилых леди, — буркнул констебль, — Что это за странная мысль пришла вам в голову, Чабб? Или вы полагаете, что у миссис Гаррисон есть проблемы, о которых я по какой-то причине не знаю?

Лэйд вздохнул.

«Нет, — мысленно ответил он, — У миссис Гаррисон нет проблем. У миссис Гаррисон завелись брауни. Такие, знаешь, маленькие человечки, которые по ночам хозяйничают на кухне. И судя по тому, что она недавно купила четыре унции крысиного яда, взаимоотношения между ними за последнее время не улучшились».

— Она была недавно у меня в лавке, — нехотя произнёс он, — И мне показалось, что она находится в сильном душевном волнении.

Саливан прищурился. Лэйд заметил это даже в свете газовых фонарей.

— Ага. То-то вы всё выспрашивали у Фарлоу про стрихнин!

А он наблюдателен, подумал Лэйд. Может, и не так, как какой-нибудь бригадир Жерар из книжек в мягких обложках, которые тайком читает за кассой Сэнди, но и не болван. Что ж, тем лучше.

— Люди в её возрасте часто испытывают… душевную тоску. А она уже много лет в трауре и почти не выходит из дома. Не хотел бы поднимать панику, но…

— Ах, чёрт! — Саливан хлопнул кулаком по ладони, — Понимаю, к чему вы клоните. Тохена![14] Только самоубийц мне в Хукахука и не доставало!

— Может, мои опасения и беспочвенны, но я бы не хотел давать им лишнюю пищу. Моей совести будет достаточно того, что миссис Гаррисон жива. Предлагаю предпринять небольшую прогулку до Мэнфорд-хаус, разбудить её камеристку — Эсси, кажется, — и убедиться в том, что всё в порядке. Если окажется, что я зря поднял тревогу — можете высмеять меня на следующем заседании Треста, думаю, Макензи охотно вас поддержит.

Но Саливан был далёк от насмешливости.

— Спасибо, мистер Лайвстоун, — он крепко сжал локоть Лэйда, — Теперь я понимаю, отчего вас так уважают в Хукахука. Я имею в виду…

Лэйд усмехнулся.

— Просто Чабб, если вы не против. И лучше бы нам поспешить. Я надеюсь, Эсси не принимает на ночь снотворное?..

Лэйд не знал, как давно Хейвуд-стрит превратилась в Хукахука, и едва ли об этом знал кто-нибудь из нескольких сотен её обитателей. По крайней мере, в то время, когда Лэйда это интересовало, никакой информации касательно этого раздобыть ему так и не удалось.

Хукахука на грубом полинезийском наречии означает «Яма» и в глубине души Лэйд полагал, что это слово вполне подходит тому кусочку Миддлдэка, что примостился в одном из самых укромных уголков острова, вдалеке от пышущего паром обжигающего Коппертауна, монументального и грозного Майринка, беспутного и шумного Шипспоттинга…

Дома здесь преимущественно были старые. Не такие старые, как древние громады Олд-Донована, похожие на высохших бледных мертвецов из камня, но, без сомнения, обладали почтенным возрастом. Впрочем, что такое возраст, если речь идёт о Новом Бангоре, острове, для которого время было такой же игрушкой, как всё остальное. Для которого и он сам, Лэйд Лайвстоун по прозвищу Чабб, был игрушкой. Быть может, лишь немногим более самостоятельной и сообразительной, чем прочие, но не более того.

Оживлённая и шумная днём, Хукахука ночью неприятно преображалась. Лишившись пыхтящих локомобилей, кэбов, повозок и тачек, она походила на часы, внутри которых остановились все шестерни, мёртвый механизм, лишённый своей естественной жизненной силы. Выложенная крупным камнем мостовая успела покрыться ночной капелью и выглядела холодной и скользкой, точно инструменты хирурга. Привалившиеся друг к другу каменными боками дома угрюмо взирали пустыми провалами окон. От этого взгляда Лэйду невольно хотелось поёжиться.

«Ну пялься, пялься… — буркнул он мысленно, стараясь смотреть больше под ноги, чем по сторонам, — Пялься, старый ты каменный ублюдок. Уже задумал что-то? Снова какая-то игра? Снова решил позабавиться со старым Чаббом? Что ж, давай взглянем, что ты приготовил для меня в этот раз. И не истрешь ли ты об меня свои поганые зубы…»

Новый Бангор молчал, отзываясь лишь лёгким скрипом ставень и скрипом черепицы. Но Лэйд знал его достаточно долго, чтобы разбирать в этих звуках сдерживаемое злорадство. Впрочем, это могло быть и плодом растревоженного воображения. Существо столь древнее и могущественное, как Новый Бангор, едва ли было способно испытывать подобие человеческих эмоций.

— Мэнфорд-хаус, — должно быть, ночной город даже на привычного ко всему Саливана воздействовал неважно, он сделался замкнут и молчалив, — Вон тот, второй справа.

Лэйд никогда не считал себя знатоком архитектуры, старые здания чаще нагоняли на него уныние и скуку, чем восхищение, оттого, увидев обиталище миссис Гаррисон, он лишь поморщился. Он и сам вспомнил этот дом, грузный тяжёлый булыжник, примостившийся как-то наособицу от прочих, похожий на огромную непропеченную хлебную буханку. Сходство это усиливалось подобием хлебных крошек — выкрошившегося кирпича из давно не знавших ремонта стен. А вот палисадник оказался на удивление ухожен — судя по всему, миссис Гаррисон, несмотря на траур, не оставляла попыток вдохнуть жизнь в эту мрачную каменную громаду.

— К ним иногда приходит садовник, — произнёс Саливан, точно прочитав его мысли, — Только благодаря ему почтальону ещё не требуется мачете для того, чтоб проложить дорогу к порогу.

— Свет, вроде бы, потушен?

— Кажется, на первом этаже что-то горит. Вероятно, камин.

— Должно быть, слишком часто пялюсь в гроссбухи…

— Постучим, — решил Саливан, — Нечего поднимать звон посреди ночи, верно?

Он постучал — весомо и уверенно — как и полагается стучать констеблю при исполнении. Лэйд напряжённо вслушивался, но услышал лишь быстро погасшие во внутренностях дома отзвуки этого стука. Не было слышно ни голосов, ни чирканья спичек, ни ругани, ни шарканья шагов, словом, никаких звуков, которые обыкновенно производят грубо разбуженные посреди ночи люди.

Кашлянув, Саливан протянул было руку к шнуру звонка, но Лэйд, сам того не ожидая, вдруг перехватил её.

— Стойте. Дверь открыта.

Саливан негромко выругался по-полинезийски, вызвав у Лэйда невольное уважение. Прежде он считал Макензи безусловным чемпионом Хукахука в этом виде спорта, но случись между ним и Саливаном соревнование, Лэйд поставил бы ящик лучшего чая на то, что победа не будет лёгкой.

— Эсси, камеристка, всегда запирает на ночь дверь, — пробормотал Саливан озабоченно, — Хвала вашему чутью, Чабб, быть может, именно оно спасёт старую миссис Гаррисон.

— Но…

— Со стрихнином мы разберёмся позже, но пока я готов поставить соверен из своего жалованья на то, что в доме орудуют грабители.

— Грабители в Хукахука? Помилуйте!

— Скрэпси не так далеко, как принято считать, — мрачно усмехнулся Саливан, — Кроме того, я вижу и другие признаки. Взгляните сами. Оба газовых фонаря напротив дома потушены. Вам не показалось это странным? Дверь лишь выглядит