покровительственно обняв рукой. Ладонь спутницы нечаянно легла на его бедро. Они одновременно заметили дерзкую оплошность, и Онория тут же отдернула руку.

Блейд крепче сжал плечо спутницы, не желая отпускать. Но, почувствовав ее напряжение, все же уступил правилам приличия. Не стоит пугать Онорию. Нужно действовать медленно, дать ей возможность привыкнуть к нему. Потому что он уже решил завладеть ею. Осталось только выбрать время.

Онория кашлянула, выпрямилась и заправила выбившийся локон на место.

— Ваш акцент не совсем кокни.

— Неужто?

Онория искоса посмотрела на хозяина трущоб. Какую бы благодарность она не испытывала за пирог, теперь это чувство исчезло из-за вынужденной близости в рикши. Она расправила плечи, словно перед лицом виселицы.

— В основном ваш выговор ужасен, но иногда в речи проскальзывает что-то правильное.

— То бишь городское?

Ее головка была так близко к его руке. Блейд мог бы дотронуться до каштанового локона, выбившегося из растрепанного шиньона.

— Присущее высшему обществу. Эшелону, — уточнила она.

Блейд дотронулся до мягкой как шелк пряди. Онория не заметила.

— Вам кажется, что я говорю, как блахародный лорд?

Онория поморщилась.

— Не сейчас… — поморщилась она. — В основном, когда вы теряете бдительность.

— Хотите вызнать, откель я родом? — Блейд намотал локон на палец и уставился в глаза Онории. Ее волосы, такие же мягкие, как шелковая пряжа. И густые. Как бы они смотрелись, распущенные по ее плечам?

Его мысли приняли иное направление. Блейду захотелось попробовать на вкус молочно-белую кожу, провести языком по округлостям грудей и розовым, затвердевшим соскам. Его член напрягся. А из-за того, что Онория задумчиво склонила голову, Блейду теперь открылись тонкие вены на ее шее. Во рту собралась слюна, а весь мир превратился в пейзаж кьяроскуро с единственной четкой точкой на пульсирующей, неистово бьющейся сонной артерии.

— До меня доходили разные слухи, — словно издалека прозвучал голос мисс Тодд. — Будто вы избежали Инквизиции в тюрьмах Новой Каталонии, где вас заразили вирусом жажды. Или что вы возглавляли Сопротивление во Франции, где революционеры обезглавили всю голубокровную аристократию.

Ее дыхание участилось, показывая, что, несмотря на прохладный, резкий тон, ее также волновала их близость. Кровь пульсировала в жилах синхронно с биением сердца Онории.

«Хочу ее…»

— А че вы думаете? — прошептал Блейд, наклоняясь ближе.

— В вашем говоре нет и следа французского или каталонского диалектов. Вы будто родились в канаве и каким-то образом научились подражать аристократам. — И тут Онория подняла голову, а Блейд потянул за накрученный на палец локон. Она шлепнула себя по затылку и, наткнувшись на руку соседа, изумленно округлила глаза.

«Возьми ее», — думал Блейд. Достаточно приставить нож к горлу Онории и сделать крохотный надрез, прижаться губами к коже, чувствуя во рту поток горячей крови, пока жертва сначала бьется в объятиях, а потом постепенно сдается…

Он зажмурился.

«Я не животное».

И тут же услышал в голове шепот Викерса: «Нет, животное. Помнишь стражников? А ту старуху? А Эмили?»

Блейд никогда ее не забудет. В противном случае, помоги ему бог — ему и всем остальным.

Окружающие звуки прорвались сквозь воспоминания, и Блейд открыл глаза. Мир вновь заиграл буйством красок, а не мрачными застывшими тенями, которые привиделись ему от голода. Неутоленная жажда схлынула.

— Что вы делаете? — Онория замолчала, заметив выражение лица спутника.

Он осторожно выпустил локон.

— Ваши волосы мягкие как шелк.

И едва не расхохотался, заметив озадаченное выражение ее лица, пока Онория безуспешно пыталась найти подвох в его словах.

— Я прошу вас не распускать руки, — наконец промолвила она. — И вы сумели правильно произнести целое предложение.

Блейд мысленно вспомнил собственные последние слова. Онория права, он произнес их точно, как Викерс: четко и резко выговаривая гласные, а некоторые буквы с тихим присвистом. Сходство ему вовсе не понравилось.

— Ваша правда, я родился в канаве, но не всегда был уличным мусором.

— Я не это имела в виду.

— Нет? — Блейд откинулся на сиденье, когда они миновали внушительное кирпичное здание Элдгейта и въехали в самый центр города. Хозяин трущоб скрыл свое лицо от пары стоящих на страже металлогвардейцев — двухметровых железных машин с отполированной нагрудной броней и заходящими друг за друга металлическими пластинами, защитой хрупкого парового механизма, что отвечал за движение.

Вдалеке сиял высоченный шпиль Башни из слоновой кости. С тех пор, как Эшелон свергнул парламент, эта башня стала символом власти голубокровных, служа также напоминанием о том, кто именно правит Лондоном.

В городе не существовало места, где можно было от нее укрыться. Даже в борделях.

— Вы бывали внутри? — спросила Онория, увидев, куда смотрит Блейд.

— Однажды. — Он отвел взгляд. — Окрасил тамошние стены кровью.

Онория посмотрела спутнику в глаза.

— Их высокоблагородия не жалуют грязнокровных. Впрочем, гостил я лишь у шерифа. Несколько месяцев гнил в темноте, пока не дал деру. Они бросились в погоню, но я им показал, что зря они мя преследовали. Добрался до Чепеля да так там и остался.

— Тогда разве вам не опасно возвращаться в город? — спросила Онория.

— А хто мя остановит?

Она с сомнением посмотрела на ухмыляющегося Блейда.

— У них есть дела поважнее, чем следить, чтоб я не появлялся в городе. Слишком заняты, вонзая нож в спину друг дружке и притворяясь, будто совершенно ни при чем.

— Мне кажется, вам нравится играть с ними в кошки-мышки. Доказывать, что вы вольны идти куда хотите и когда хотите.

— Наверно, — улыбнулся Блейд. — Во мне же тоже есть немного голубой крови.

— Манипулирование вовсе не симптом вируса, а проявление натуры человека, — натянуто возразила Онория.

— Почти все знакомые мне кровососы готовы мать родную продать за гроши. И откель вам известно, что делает с человеком вирус жажды? — Блейд смотрел по сторонам, будто не особо интересуясь ответом: — Уже имели дело с голубокровным?

— Нет, — ответила Онория, — но я много читала о болезни.

Лгунья. Блейд улыбнулся про себя. Когда-нибудь она расскажет ему все свои тайны. Если прошедшие пятьдесят лет его чему-то и научили, то именно терпенью.

Рикша остановилась, и возничий закрепил тормоза.

— Приехали, сэр. «Белый олень».

Блейд соскочил и повернулся, протягивая руку Онории. Та моргнула, и хозяин трущоб понял, что она не успела заметить его движение.

— Внутри тепло, жратва приличная. — И обезоруживающе улыбаясь, добавил: — Во