Меня, по старой памяти, Доминикус не любил и всячески злодействовал в мою сторону. Напрыгивал в основном. Иду я по норе, а он, сволочь, сверху падает. Неприятно. И шею еще когтями раздирает. Потом царапины мучительно болят почти неделю, и никакая зеленка не помогает.

Отчасти из-за него я и переселился, окончательно убедившись в том, что кошек не переношу. Ни в каком виде. Ну разве что под грецкими орехами и корейской морковью.

Кстати, о моркови. Живот забурчал, подавая верные признаки голодания. Да, пора. Пора навестить Яшу Автохтона, гнома и кулинара. Жаль, снегоход горыны угробили, я его почти обкатал. Теперь придется новый раскочегаривать, идти на склад, с железками возиться. Опять бензином провоняю, а когда еще новый снегоход в норму войдет — неизвестно. Надо будет наложить табу на снегоходы, запретить их разбивать. И вообще, пора, наверное, завязывать с утренними забавами — гибкость в суставах уже не та. Надо мне грызть хрящ ската-хвостокола…

От площади Центральной до норы недалеко. Тут вообще все недалеко. Я поглядел на уже краснеющее и низкое солнце. Это тоже красиво — когда смотришь на вымороженное солнце, чувствуешь себя одиноким. Ну да ладно, отправимся к норе…

Нора на самом деле не нора, а гигантская пещера. Причем пещера тоже ненормальная — почти идеально округлой формы, как будто стрельнул кто из гигантской винтовки или, наоборот, как у Жюля Верна, вмуровал в землю чудовищную пушку. Из нее все время прет тяжелый, даже горячий воздух, так что никаких сосулек по краю пещеры не обнаруживается, все строго.

Пещера чрезвычайно глубокая, до дна я не доходил, а Яша почти доходил — он туда за углем углубляется, и рассказывал, что пещера ныряет почти на три километра, причем не сужается, а, напротив, расширяется, что там какая-то подземная страна даже. Конца пещеры не видно, с потолка свисают здоровенные светящиеся сталактиты, откуда-то снизу шпарит тепло, и в этом тепле и свете произрастает короткий кустарник. Но животных нет. Я собирался как-то тоже туда спуститься с Яшей, да поленился, поскольку пилить три километра вниз, а потом возвращаться мне не хотелось. Добрый Яша предложил отнести меня туда и обратно, но я постыдился.

Человек не должен ездить на гноме. Вот если бы их два было… Но Яша наличествовал в одном экземпляре.

Когда я приблизился к норе, горыны были уже там, внутри, — возле входа красовались здоровенные разлапистые следы и пахло детским садиком — кашей, сыростью, хлоркой и молоком. Это и означало, что троица на месте, что Яша уже успел почистить щеткой их жесткие шкуры. Теперь они наверняка уже сидели на главной площадке и жевали свою пшенку.

Интересно, откуда я знаю, как пахнет детский садик? Может, у меня память стала просыпаться?

А вообще, если бы показать кому-нибудь тот самый вход со следами, то многие решили бы, что у них мозговые нелады начались. Ну или что это розыгрыш — вроде как с кругами на полях пшеницы, которые организуют скучающие британские пенсионеры.

Я вошел в пещеру и стал спускаться к лежкам и к залу, где проживали Яша и Перец. В пещере было не очень темно. Перец хитро придумал: нарисовал по потолку люминофором светящуюся линию — и свет есть, и шлепать удобно.

Спускался, спускался, а на полпути к лежкам меня перехватил Перец.

Не просто перехватил, а как всегда с оригинальничаньями.

— Стой, кто идет! — заорал.

И наставил на меня «Гром». «Гром» — страшное оружие, никакой бронежилет его не остановит. Не, «Тесла», что у Сирени, круче, но и он неплох. Сам Перец в камуфляже, в бронежилете, шлем мой нацепил. Одним словом — спецназ. Вообще-то Перец военную форму не любит, а сейчас вот вырядился зачем-то.

— Что опять? — спросил я. — Обострение?

— У меня всегда обострение, — ответил Перец. — А жизнь тем временем налаживается. Ты вот знаешь, что к 2015 году пятьдесят процентов мобильных телефонов будут одноразовыми? Позвонил — выкинул, как пластиковый стаканчик.

— Зачем нужны одноразовые телефоны?

— Затем! — умно сообщил Перец. — А зачем одноразовые стаканчики?

— Удобно.

— Одноразовый телефон тоже. Позвонил — выкинул. Гигиенично. А к 2027-му каждый уважающий себя человек сможет сгонять в Америку на орбитальном челноке. А то сейчас трудно жить.

— Да?

— Ага. Ну ты вот представь: хочет какой-нибудь газовщик или нефтесос там в Небраску двинуть, гамбургера насущного отведать, ему сейчас, как последнему лоху, на «Боинге» пилить приходится. Шесть часов! Невыносимо. Да, просто невыносимо!

Кажется, Перец иронизировал. Кажется. Вряд ли его на самом деле занимали муки рядовых миллиардеров. Хотя, кто его знает…

— Консьюмеризм, — вздохнул Перец, — проклятый.

— Чего?

— Немотивированное потребление, — пояснил Перец. — Когда жрут больше, чем нужно. Причем половину выкидывают. Мир, как всегда, катится в пропасть. А Ван Холл строит корабль для полета на Марс. «Арей» называется. Говорят, там даже выключатели света из бриллиантов выточены. Может, улетит?

— Вряд ли. Ему и здесь не холодно. А ты откуда все это знаешь?

— Газеты выписываю, — отоврался Перец. — Штуку тебе хочу одну показать…

Перец достал из-за спины какие-то руины, протянул мне. Оружие. Оружие было помято и изогнуто, будто слон на нем сплясал. Но я его узнал. Не мог не узнать.

Соплемет. Но не такой, как у меня. Модернизированный. И явно фабричного производства. Я поискал клеймо. Так и есть. «Ван Холл Корпорейшн».

— Знакомо? — спросил Перец.

— Допустим. И что?

— Ничего. Просто…

— Где достал? — спросил я. — Трофей?

— В том-то и дело… — рассеянно покачал головой Перец. — В том-то и дело, что… Ты что про Застенкера знаешь?

— Да ничего, — пожал я плечами. — Оборотень вроде как… Темный тип.

— И я ничего. О нем никто ничего не знает. А я чувствую, он нам еще устроит… Ладно. А у тебя? Как ящерки? Летают?

— Летают, что ж им еще делать.

— Вот и хорошо, хорошо… Как послушание?

— На высоте. Послушаются.

— Это тоже хорошо… Я задумал небольшую атаку. Так, мелочь, просто попробовать, как… Они готовы?

— Вполне, — ответил я, — готовы.

— Ну и славно. После обеда поднимай их на крыло.

— Отлично! — обрадовался я. — Повеселимся наконец!

— Не, тебе нельзя, — помотал головой Перец.

— Почему это?!

— Забыл? Про рыбок?

Я промолчал.

— Короче, как сожрут свою кашу, пусть вылезают.

И Перец, насвистывая, направился к выходу.

Про рыбок я не забыл. Про такое не забывают! Кто забудет про живую бомбу, рассредоточенную в собственной крови? Бомба, подарок господина Ван Холла, — страховочный вариант, на случай, если я заупрямлюсь. Ослушаюсь. На случай, если я не вернусь. Чтобы на крючке меня держать.