Да и как в такую не влюбиться? Дуняша обожала крутиться перед зеркалом: она была такой ладненькой, такой ловкой! Ничего в ней не было от болезненных тургеневских девушек, наоборот, кровь с молоком. Всегда всего хватало, во всех местах, и никогда, ни в одном месте, не было лишнего. А если добавить большие розовые банты в длинных, белокурых от рождения, волосах да розовое пышное платье, да золотые туфельки, стоившие гораздо больше, чем взрослые мамины туфли… — нет, эта девочка была неотразима!

Мама, помнится, три месяца работала в полторы смены, чтобы купить ненаглядной детке такой наряд. Потому что их танцевальный ансамбль в конце года впервые отправлялся на гастроли, и Дуняше нестерпимо хотелось на эти гастроли попасть. Конечно, одежду для гастрольных выступлений заказывала руководительница ансамбля. Однако для того, чтобы тебя отобрали в первый, гастрольный, состав, требовалось не только отлично танцевать, но и достойно одеваться.

Да, еще должен был быть постоянный партнер!

С мальчиками же в ансамбле было плоховато. Они пачками шли записываться в школу восточных единоборств, в секции хоккея и бокса. На бальные танцы оставались единицы, и этот неестественный отбор явно не приводил к улучшению мужской танцевальной популяции.

И вот тогда Пиф впервые показал, на что способен влюбленный мужчина, даже совсем еще маленький. Он приперся в танцзал, где его сразу приняли, несмотря на невзрачный прикид, — его бабуля, Лия Александровна, тоже вынуждена была считать каждую копейку.

Проблема оказалась не только в прикиде — способностей к танцам у Пифа тоже имелось немного. Однако недоданное от природы он мучительно, но неукротимо добирал репетициями. Там, где Дуняше хватало часа, ему требовалось впятеро больше — и маленький Светлов Дуняшу не мучил, репетировал в одиночку или с хореографом. Та, поначалу с порога отвергнув новичка за нескладность и немузыкальность, постепенно просто влюбилась в парнишку, чувствуя, как под ее руками из смешного танц-недоразумения постепенно получается танц-мастер.

К концу начальной школы на полупрофессиональную пару засматривались не только родители и зрители многочисленных конкурсов, но и тренеры из ведущих обществ. И если талантливых девочек хватало, то такой парнишка был просто нарасхват.

Пиф мог начать понемногу зарабатывать с десяти лет, если бы согласился на лестное предложение очередного тренера чемпионов. И если согласился бы расстаться с Дуняшей.

Нелепо даже представить себе такой расклад.

Поэтому, хотя некая карьера у них все-таки состоялась, случилось это на пять лет позже, чем могло бы.

А «мерс» тем временем въехал в город и без пробок промчал до центра.

Там, притормозив у большого серого здания, высадили Оксану Григорьевну.

– У меня уйдет где-то часа полтора, — сказала свекровь. — Если будете опаздывать — не беда, посижу в кафе, попью кофе.

Обычная схема. Все делается для любимой невестки. Но минимум полчаса — до «Электрозаводской», и столько же — обратно. Это если с пробками будет везти по-прежнему.

Если же трафик станет более похож на обычный, то успеешь только сказать маме «здравствуй». И даже позвонить Пифу нельзя — это значит, что Марат опять обратит на своего старого дружка-соперника пристальное внимание. Пристальное и недоброе.

Михаил Никандрыч сочувственно посмотрел на свою пассажирку в зеркальце заднего обзора.

– Не грусти, дочка, — неожиданно сказал он. — Все само собой как-нибудь наладится.

– Надеюсь, — тихо ответила Дуняша. От нежданного сочувствия глаза повлажнели. И тут же появилось опасение: если водитель легко читает ее чувства, как она будет прятать их от всепроникающего взгляда свекра?

– У меня самого дочка, — продолжил Никандрыч. — Постарше тебя на пару лет. Такая любовь была, не поверишь — и по водосточной трубе ее парень лазал, и клумбы в парке обрывал… Она его два года ждала из армии. Мальчишке, соседу нашему бывшему, отказала. Теперь тот — программист в Англии. Свой дом с садиком. С женой уехал, женился совсем недавно.

– А дочка ваша? — зачем-то спросила Дуняша.

Не надо было спрашивать.

– С дочкой сложнее, — нахмурился Никандрыч. — Поженились с Игорем, первый ребеночек сразу народился. Потом Игорь стал выпивать, потом — ширяться.

– Он и сейчас на игле? — ужаснулась пассажирка.

– Нет, сейчас нет, — ответил водитель. — Дочка полжизни, наверное, потеряла, но его из омута выдернула. Даже второго родила, тоже пацана.

– Значит, все в порядке, — успокоилась Дуняша.

Рано успокоилась.

– Игорь ее бросил, — сказка у Никандрыча явно оказалась без хорошего конца. — Женился на медсестре из больницы, куда его дочка устроила. На его лекарства все деньги истратила, даже обручальное кольцо продала. Ну да теперь оно ей и не нужно, — мрачно закончил шофер.

– Ты поняла, к чему я? — после паузы спросил Никандрыч.

– Нет, — честно ответила Дуняша.

— Надюха сейчас тоже могла бы в Лондоне жить, в своем доме с садиком, а не куковать в нашей халупе. У меня зарплата неплохая, но на пятерых роскошно не получается. Так что радуйся тому, что имеешь. Теперь поняла?

– Теперь поняла, — вздохнула она.

А вот и приехали.

Белая панельная пятиэтажка с темно-красными торцами одиноко стояла в большом дворе, окруженная уже современными панельками — высокими, довольно симпатичными, отделанными плиткой под желтый кирпич.

– Я скоро приду, — сказала Дуняша Никандрычу.

– Не торопись, — буркнул тот. — Дороги пустые, долетим мигом.

– Спасибо, — поблагодарила девушка.

Родной подъезд не поменял внешнего вида. Обшарпанные, небрежно покрашенные синей краской стены, щербатые бетонные ступеньки и раньше-то ремонтом не баловали, а кто же теперь, перед грядущим сносом, будет ремонтировать?

Запахи тоже остались прежние. У входной двери тянуло сыростью из подвала. Большой висячий замок преграждал туда дорогу бомжам, однако не являлся препятствием для запаривания от худых систем отопления и для специфического кошачьего запаха.

В детстве они с Пифом не раз проникали в запретное темное пространство и даже однажды набрели на только что родившихся котят. Пиф, разумеется, сразу захотел оказать им первую помощь, но мамаша, дворовая трехцветная кошка, была против. Она так яростно шипела и поднимала лапу с выпущенными когтями, а глаза так страшно сверкали в свете их фонариков, что Дуняша сумела уговорить Пифа отказаться от затеи. Так и выросли тогда котята, не познав добрых рук местного Айболита. Выросли, кстати, вполне здоровыми.

Странно — подъезд и раньше не казался Дуняше роскошным помещением, но ведь и убогим не казался! Сейчас же все это постсоветское «великолепие», сдобренное не только ароматом сырости и кошек, но и запахом человеческой мочи (дом стоял недалеко от гастронома), сильно действовало на нервы. Особенно в сравнении с благолепием кураевских интерьеров.