Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаешь, вчера был застрелен мужчина. У нас еще нет никакого следа, так что моя обязанность — следить, как идут дела.
Она зашлепала босиком в туалет.
— Ну ладно, потом ведь ты возьмешь отгулы, — услышала она сквозь журчание струи радостный голос своей подопечной.
Прокурор мрачно подумала, что тогда этот выскочка Момзен, вероятно, сцапает дело. Теперь ей часто приходилось оглядываться на него, и она относилась к такой новой обязанности без всякого восторга.
Уже во второй раз за утро она произнесла — вслух и мысленно — скучное слово «обязанность».
Это ее рассердило, и, нервничая, она скрутила из своей гривы толстую волосяную колбасу на правом плече.
Тут же ее охватил ужас: ведь она обязана сделать кое-что еще. Поговорить со старшим гаупткомиссаром.
— Итак… — Тойер прошелся взад-вперед по кабинету, почувствовал под пяткой что-то вроде камешка и подумал, можно ли ему снять обувь во время допроса свидетеля. Не слишком ли глупо это будет выглядеть? Не дырявые ли у него носки? И вообще, какие на нем носки? Кажется, запасных почти не осталось. Надо срочно купить новую партию. И только стопроцентный хлопок, иначе потеют ноги. Куда пойти за носками? Пожалуй, в «Кауфхоф», он работает до восьми вечера, а завтра и послезавтра закрыт. Хватит ли у него дома продуктов до вторника? Пожалуй, это удобный повод позвонить Хорнунг и сказать: у тебя ведь наверняка пусто в холодильнике, давай где-нибудь поедим! Ладно, с отпуском у нас вышло неудачно, но теперь мы должны, мы могли бы… может, нам стоило бы… я должен… ты можешь, если хочешь… только не надо торопиться, не бросай меня… Подскажи, где же мне купить носки?
— Разве при опросе свидетелей им не полагается задавать вопросы? — раздраженно спросил один из свидетелей.
— Дай шефу подумать, тоже мне, торопыга нашелся, — грубо зарычал Хафнер.
Тойера бросило в жар.
— Назовите себя.
— Рудольф Гебеле.
— Из Швабии? — сердечно поинтересовался сыщик и сел за свой стол, намереваясь незаметно стянуть с ноги ботинок…
— Нет, — ответил Гебеле.
— Ваша профессия?
— Студент.
— Тоже мне, студент нашелся, — довольно громко пробормотал Хафнер.
— Адрес?
— Карлсруэрштрассе, 20. Высокий полуподвал — это чтобы можно было требовать плату побольше, чем за подвал. И все по милости профсоюза домовладельцев.
— Родились?
— Да, — не без ехидства ответил студент.
— Мы ведь можем разговаривать и иначе! — проревел Тойер. Опрос свидетеля явно не задался — хоть плачь!
Потом дело пошло лучше. Гебеле было сорок три, и — несмотря на плату в 500 евро за каждые полгода обучения — он уже двадцать лет изучал политику и социологию. Да, он еще не терял надежду когда-нибудь доучиться, а пока держался на плаву благодаря сюжетам для Интернета.
— Что за дрянь ты распространяешь в Сети? — поинтересовался Хафнер. — Порно? Свинские сюжеты с малолетками? С животными? Зоофилия?
— Как это понимать? — взвился Гебеле. — Я все-таки не преступник, а свидетель, и вы, ищейки, еще пожалеете о своей грубости.
— Я тебе покажу «ищейки», — тут же зловеще парировал Хафнер. Но Штерн тихонько дернул его за рукав, и бравый комиссар угомонился.
Студент был с ног до головы облачен в кожу, но на его упитанном теле она сидела внатяжку, делая его похожим на толстую колбасу в узкой натуральной оболочке. Волосы он стриг коротко, а пушистые усы не могли скрыть его явное сходство с мопсом. На воротнике рокерской куртки поблескивала звездочка с Лениным.
— Скажите, вы ведь прежде состояли в студенческой партии анархистов, верно? — вмешался Лейдиг. — Я вас знаю, вы всегда раздавали листовки у входа в столовую. Сам я живу в Старом городе и спросил только поэтому.
Пожалуй, Лейдиг был единственным полицейским в Курпфальце, кто извинялся и оправдывался, задавая вопросы.
Гебеле кивнул.
— Мы приняли решение о самороспуске. У моего партнера от дури крыша поехала.
— А остальные члены партии?
— Их и не было. Партия состояла из двух человек.
— Вернемся к ночному преступлению, — профессионально вмешался Тойер. Он воспользовался этим отступлением и сумел извлечь камешек из обуви. После чего у него резко улучшилось настроение.
— Я был на вокзале, покупал табак… — Гебеле, казалось, испытывал облегчение, что наконец-то начался разговор о деле. — До этого просидел шестнадцать часов за компьютером, устал как собака, но на ногах еще кое-как держался. Решил расслабиться и выпить пива в баре, в том, что в Доме типографских машин. Сел за столик у стеклянной стены.
Тойер тут же подумал, что, пожалуй, он уговорит Хорнунг сходить в этот бар. Печатные станки вносили в стеклянное здание, разделенное внутри по вертикали огромными трубами, акцент мегаполиса. Соседство с вокзалом пробуждало желание поскорее поехать куда-нибудь в отпуск. Тойер иногда заглядывал туда, чтобы помечтать над парой кружек пива, как он сядет в поезд и отправится в далекие города.
Внезапно он обнаружил, что на него все смотрят. Неужели, погрузившись в свои мысли, он опять что-то выкинул?
— Что я такого сделал? — поинтересовался он с натянутой улыбкой. — Пел?
Штерн с ошалелым видом торопливо кивнул.
— Значит, пел, — тихо произнес Тойер. — Хорошо или так себе?
— Классно, — добродушно сообщил Гебеле. — «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Клевая вещица. Всегда мне нравилась. Уж этот мне бандит Синатра.
— Значит, вы анархист, — строго констатировал старший гаупткомиссар, продолжая плести свои приватные сети. — Так вы сидели в баре и наблюдали за происходящим сквозь стеклянную стенку.
— Да, точно. Потом увидел двух мужчин. Одного в темном и того, кто был застрелен. На том одежда была посветлей. Затем вспышка от выстрела.
Звука я не слышал, в баре ведь играла музыка. Тот, в темном, побежал прочь. Больше я ничего не знаю.
— В баре было много народу? Может, другие посетители тоже видели убийство? — спросил Лейдиг.
Гебеле покачал головой:
— Только две парочки — лизались и ничего вокруг себя не замечали. Больше никого. Воскресным вечером туда мало кто заходит.
— Мы уже проверили, — вмешался Штерн. — Ни четверо посетителей, ни бармен ничего не помнят. Между прочим, бармен неграмотный.
— Что с того? — спросил Тойер.
— Там все написано, — ответил Штерн и показал на толстую папку.
Внезапно Тойер почувствовал себя стариком. С трудом он продолжал:
— Господин Гебеле, вы пялились шестнадцать часов на экран монитора, потом, приняв порцию спиртного, наблюдали из освещенного бара сквозь тонированные стекла сцену убийства, совершенного в ночном мраке на расстоянии ста метров от вас. — Он замолчал и представил себе бар. Сосредоточившись на несколько мгновений, он тихо сказал: — Оттуда ведь нельзя увидеть Миттермейерштрассе и уж тем более ту ее сторону, где совершено убийство!