Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ты настаиваешь на том, что ты свободна, – мягко и певуче произнёс он, гипнотизируя её, – то, конечно, как совершенно свободная девушка ты прямо сейчас свободно выйдешь за дверь, – он скривил губы и язвительно закончил: – И я снимаю с себя всякую ответственность за то, что там с тобой сделает моя команда. Поскольку свободная женщина, конечно, сама в состоянии решать свои проблемы подобного рода, – сладким голосом добил он.
Отчаяние и чувство беспомощности захватили её с головой. Он загнал её в угол – во всех смыслах этого слова – и она не видела никакого выхода из этого угла.
– Ах, уже не хочется быть свободной? – издеваясь, поддел он. – Уже хочется быть моей?
Нари в который раз напомнила себе, что лучше он один, чем они все.
Он, в конце концов, даже не был противен. Совсем ещё юный – не красивый, но и не отталкивающий, – и с зачатками хороших манер. Он не казался человеком, который будет груб с женщиной, – в отличие от тех его похотливых товарищей, которых она уже имела несчастье наблюдать.
С ужасом Нари поймала себя на мысли, что, в самом деле, купить свою жизнь и безопасность ценой близости с ним – не такая уж и дурная сделка.
Ей сделалось мерзко и противно; особенно мерзко именно потому, что она всерьёз примерилась к мысли о том, чтобы отдаться ему в обмен на эту самую безопасность.
– Поцелуй меня, Нари, – вдруг ворвался в её размышления его требовательный голос. – В знак того, что хочешь быть моей.
Он был уверен в том, что наконец-то привёл её к покорности.
Однако даже загнанная в угол, напуганная и не видящая для себя никакого выхода Нари – не собиралась сдаваться.
– Как же ты жалок! – с глубоким чувством презрения чётко выговорила она ему прямо в лицо вместо поцелуя.
Этот неожиданный выпад вызвал у него скорее недоумение, чем гнев.
– Только и можешь, что угрожать мне своими бандитами! – ободрившись, продолжила пылко обличать его Нари. – Но я никогда, никогда тебя не поцелую, слышишь?! – она толкнула его в грудь руками; и, хотя он явно был сильнее её и мог проигнорировать этот тычок, он всё же сделал шаг назад.
На лице его читалось самое искреннее недоумение.
– О да, ты можешь взять меня силой! – нервно рассмеялась она, расхаживая по тесной каюте из стороны в сторону. – Или можешь запугать так, что я сама под тебя лягу! – она пронзила его взглядом гневным или убийственным. – Но я никогда не буду твоей, по-настоящему твоей! – разворачиваясь в очередной раз мимо него, ткнула она в него пальцем.
– Но почему? – вклинился в её страстный монолог его удивлённый вопрос.
Она, остановившись, смерила его злым взглядом, но он выглядел как человек, который в самом деле не понимает.
Она, к тому же, добавила ему очко симпатии за то, что он спокойно выслушал её вспышку и, кажется, сам хотел разобраться в её причинах. Поэтому она решила снизойти до убогого ньонца и объяснить ему по слогам самые очевидные из вещей.
– Ты уничтожил мой дом, – стараясь подавить дрожь в голосе, сказала она. – Разрушил мою жизнь. Замучил моих друзей и знакомых. Разве этого мало, чтобы ненавидеть тебя? – серьёзно и строго спросила она.
Он моргнул три или четыре раза, затем вполне спокойно ответил:
– Я дам тебе новый дом, гораздо лучше прежнего, и гораздо лучшую жизнь. И, если ты так хочешь, я оставлю твоих людей у себя.
Пришёл её черёд моргать, глядя на него с недоумением.
По его лицу и голосу читалось, что он и впрямь считает, что может просто взять и купить её прощение.
– Дай мне Господь терпения! – взмолилась Нари.
Князь, хотя и не поддержал её молитву, был полностью солидарен с этим призывом. Ему тоже катастрофически не хватало терпения в разговоре с этой странной девицей, которая не понимает очевидных вещей.
Лаглинь – длинный тонкий трос, который служит основой для лага, простого прибора, позволяющего измерить скорость парусного судна.
Глава седьмая
Нари смертельно устала. Этот день выдался слишком долгим и кошмарным. Она уже несколько раз признала неизбежность собственной скорой смерти, и это постоянное ощущение себя почти-трупом совершенно вымотало её психически и эмоционально.
Сил спорить с закостеневшим в своих заблуждениях ньонцем у неё уже не было – в конце концов, чего она ожидала от избалованного князька, который, очевидно, никогда не сталкивался с женскими отказами и в целом не представлял себе, что где-то за пределами его отсталой варварской страны женщины имеют право сами выбирать себе мужчин?
Однако, как ни крути, князю удалось произвести на неё какое-никакое положительное впечатление. Он казался вполне разумным, способным рассуждать, слышать чужие аргументы. Это не отменяло, конечно, того факта, что он был мерзавцем и варваром; но всё же он был разумным варваром.
– Давайте договоримся? – устало предложила Нари.
Предложение её вызвало у Кьерина заметное оживление: он тоже устал, ужасно хотел спать и, в самом деле, предпочёл бы договориться о чём-то миром, чем выходить на новый виток войны.
– Давайте вы просто отпустите меня в ближайшем ниийском порту? – предложила Нари, сама поняла, что вышло слишком прямо, и поспешно добавила: – Я всё равно никогда не стану такой наложницей, как вам хотелось, так что вы только даром потеряете время!
В лунном свете его ястребиный взгляд казался ещё страшнее: к нему примешивался едкий мистический блеск.
– Это называется не «давайте договоримся», – насмешливо поправил он, – а «давайте вы сделаете по-моему!»
Нари насупилась, потому что возразить было нечего.
– Вношу альтернативное предложение, – мягко заговорил Кьерин. – Ты перестаёшь грезить о побеге, а я не стану торопить тебя с принятием решения быть моей.
С его точки зрения, это был великолепный компромисс: она, конечно, весьма манила его как будущая любовница, но он уже вошёл во вкус от простых взаимодействий с нею, и вполне готов был подождать. С ней было интересно, и постельные развлечения перестали быть для него самоцелью, а теперь виделись лишь как один из элементов насыщенных и ярких отношений.
С точки зрения Нари, это был подлый и коварный удар. Она знала наглого князя всего один день – день, в который он пришёл захватчиком и разбойником! – но он уже успел произвести на неё впечатление своими манерами и своей разумностью. К своему стыду и гневу, она признала, что его выжидательная тактика вполне могла закончиться её капитуляцией.
«Неужели я вправду могла бы позабыть, какой он мерзавец?» – скривилась она, в ужасе прислушиваясь к своим