опять сверлил ее взглядом. Она хотела отвести глаза, но поняла, что не в силах.

— Я… не думаю, что у него что-то было, — пробормотала она.

— Возможно, отец ему что-нибудь оставлял?

— Он завещал Полу дом и всю мебель…

— Я говорю о чем-то, связанном с религией. Может быть, Пол тебе об этом даже и не рассказывал.

Конкретика в его предположении заставила ее вспомнить похожий ход допроса коронера.

— Кто-то уже спрашивал тебя о таком предмете? — вдруг спросил епископ, словно прочитав ее мысли.

Она покачала головой, хотя и знала, что лгать ему бессмысленно.

— Опять этот шпион, коронер! — воскликнул епископ. — Глупец! А ты, наверное, еще ничего такого не нашла? Продолжай искать. Иван хотел бы, чтобы ты продолжала поиски.

Потом, уже когда епископ покинул ее дом, она вспомнила о ключе от банковского сейфа. У нее появилась мысль, что именно ключ нужен был священнику. К счастью, во время разговора она о нем не вспомнила. Судя по всему, какими бы ни были телепатические способности священника, проникать сквозь пробелы в памяти он не мог.

11

На похороны пришло несколько десятков людей в основном, пожилых. Вероятно, друзья Пола. Появился и тот полицейский, Росток. Он стоял у дальней стены — на почтительном расстоянии от проводившейся службы, однако достаточно близко, чтобы видеть Николь.

Всю службу епископ читал на русском языке. Словно завороженная, она слушала молитву. Несмотря на торжественный голос епископа, его речь была непонятна для Николь, и она чувствовала себя оскорбленной. Ей казалось, будто епископ желает показать, что это он теперь пастырь души мужа, принимающий ее обратно в лоно древней церкви, к которой Николь никогда не принадлежала.

На кладбище епископ продолжил читать службу на своем языке. На молодую вдову он обращал внимание только тогда, когда нужно было показать, на каком месте она должна стоять в той или иной части ритуала. Николь по возможности старалась не смотреть ему в глаза, страшась его способности читать мысли. Она боялась, что он может узнать то, что она предпочла бы скрыть.

Как и говорил епископ, рядом с ямой, куда опускали гроб с телом Пола, оставался неиспользованный участок земли. Он предназначался ей как любезный подарок Ивана Даниловича: старик, судя по всему, к чужим смертям готовился так же тщательно, как и к своей.

После похорон Николь вернулась в двухэтажный дом, который теперь принадлежал ей. До этого он перешел к Полу по завещанию его отца, и теперь, после смерти Пола, достался ей как вдове.

Дом представлял собой ветхое строение, которое, несмотря на острую потребность в ремонте, стоило немало денег. На следующий день после смерти Ивана местный адвокат сообщил Пелу, что некий покупатель, пожелавший остаться анонимным, предлагал за дом триста тысяч долларов. Николь считала, что сама Судьба распорядилась так, что Пол отклонил предложение и в тот же день отправился в Лас-Вегас, где у него оставались незаконченные дела. В последний вечер своего пребывания там он встретил Николь, свою будущую жену. Но Зачем Судьбе было сводить их вместе, спрашивала она себя? Зачем было заманивать Николь сюда и дразнить вкусом спокойной жизни в замужестве, если потом, когда она наконец полюбила незнакомца, ставшего ее мужем, та же Судьба забрала у нее все; сделав еще более одинокой и несчастной, чем когда бы то ни было?

Ее шаги по деревянному полу, который муж с любовью довел до состояния прежнего блеска, эхом отзывались в стенах дома. Как мало продлилось здесь ее счастье!

Именно в этом доме она впервые обрела чувство семьи. Своего биологического отца она никогда не знала, и уж тем более не знала ни деда, ни бабки. Все те мужчины, с кем развлекалась ее мать, для Николь навсегда остались незнакомцами — порождениями похоти, о которых она изо всех сил старалась забыть.

Однако за четыре недели, проведенных в Миддл-Вэлли, она не только полюбила Пола, но и прониклась почти дочерними чувствами к Ивану — человеку, который был бы сейчас ее свекром. Порой, помогая Полу приводить дом в порядок после погрома, учиненного вандалами, она словно бы ощущала присутствие Ивана. В нем не было ничего угрожающего, скорее наоборот: и нечто дружелюбное и очень древнее. И еще ей казалось, что она чувствует его печаль при виде разгромленного ей дома. Старый кожаный диван — по словам Пола, любимый предмет мебели его отца — восстановить так и не удалось. Вандалы разобрали его и вынули весь поролось новый наполнитель, аккуратно разрезав обивку по швам. Поролон они зачем-то аккуратно разложили по пакетам, как будто на случай, если диван будут чинить.

Как ни странно, из остальных предметов мебели разломано было не так много.

Сильнее всего она удивилась, увидев, как вандалы к обошлись с фотографиями. Все карточки аккуратно достали из рамок и альбомов и разложили на столе, как будто стараясь сохранить все в целости. Почему-то Николь не сомневалась в том, что фотографии были для Ивана самым ценным в доме, и его дух, она знала, разглядывал их вместе с ней.

По снимкам можно было проследить всю семейную историю. Здесь были выцветшие фотографии, запечатлевшие кулаков перед бревенчатыми домами в Сибири. Пол рассказывал, что за съемку фотографы брали плату капустой или картофелем. Здесь была фотография трехлетнего мальчика в темном костюме из шерстяной ткани. По словам Пола, это единственный детский снимок отца, сделанный до того, как его семья эмигрировала в Америку. Были и фотографии церковных таинств первого причастия и миропомазания, фотографии выпускного класса и серия снимков, сделанных во время службы Ивана в армии, — на карточках времен Второй Мировой войны он был изображен на улице какого-то немецкого городка. Оттуда же и его медали, поняла она. Николь нашла свадебную фотографию Ивана и Зины, и всю историю жизни Пола в картинках: младенец с соской, улыбающийся мальчик в коротких штанишках, школьные снимки. Больше всего Николь любила фотографию, на которой Пол был еще младенцем и лежал в детской кроватке, весь, кроме круглого личика и пухлых пальчиков, закутанный в пеленки.

Все эти снимки были не только историей жизни обыкновенной семьи эмигрантов в маленьком городке — они служили ей ужасным напоминанием о том, что она потеряла. Все надежды на нормальное существование умерли вместе с Полом и были навеки похоронены под чтение молитв бородатого русского священника.

Николь спрашивала себя, что теперь ее здесь держит? Она поднялась в маленькую спальню для гостей, служившую ей убежищем две предыдущих ночи. В этой спальне вырос и жил Пол, и в ней до