— Что? — я и мысли такой не допускаю. Конечно, его, чья же ещё?

— Слушай меня внимательно, Лана. Если метка будет не моя, то вечером того же дня ты придёшь сюда, на наше место, и я скажу тебе, как мы поступим дальше. Поняла меня?

Хмурюсь под требовательным взглядом дракона. Опускаю глаза на жёсткую линию его губ. Если не его… Нет, я даже думать о том не хочу, это слишком всё усложняет.

— Да, — шепчу тихо, облизывая губы, незаметно для Сардара скрещиваю за спиной указательный и средний палец.

Хищное лицо дракона смягчается, он мягко притягивает меня к себе и целует, на этот раз невесомо и нежно, а я в очередной раз поражаюсь, каким разным бывает Сардар Хард.

Таю от его поцелуев, плавлюсь в его руках послушным воском.

Папа никогда не согласится на наш брак, а расстраивать его — хуже смерти. Метка истинности — единственный шанс для нас с Сардаром быть вместе, а Драконий Бог милостив и мудр, и именно так всё и будет.

Мой мужчина. Заботливый, любящий, нежный. Тогда я знала лишь его светлую сторону. И даже представить себе не могла, насколько ужасна его тёмная сторона.

5. Моя!

Сардар.

Пальцы привычно скользят по гладкой женской коже, собирая мельчайшие капельки влаги. Приподнимаюсь на локтях на огромной круглой кровати, окидываю взглядом пространство.

Комната тонет в темноте. В углах курятся ароматические лампы, наполняя воздух навязчивыми запахами сандала и специй. Зверю не нравится, но сейчас не до того.

Пропускаю сквозь пальцы длинные чёрные волосы, наматываю на кулак несколько прядей и направляю женскую голову к каменному паху. Из головы никак не идут навязчивые образы, и без разрядки, похоже, никак.

Гьера понимает всё без лишних слов. Умненькая. Поэтому и задержалась дольше остальных.

Устраиваю затылок на шёлковой чёрной подушке и закрываю глаза, представляя перед собой другую. Ту самую, единственную, на которую дышать боялся. Хотел спрятать от всего мира. Ценить, беречь, любить.

И которой всё это на хрен не упало.

Думал, она особенная, а оказалась, как все. Дешёвка, меряющая всё деньгами и статусом.

Пять лет прошло, но всё помнится так, будто было вчера…

Погода словно сошла с ума. Ледяной ветер гнёт к земле деревья, пачками сдирая пожелтевшие листья.

На нашем месте в лесу спокойней и тише, но даже здесь всё не так. Птицы не поют, белки и змеи попрятались. Будто даже они знают, что приближается задница, один я ещё на что-то надеюсь. Дурак.

Едва замечаю её — сразу понимаю, что дело дрянь. Молчит, трясётся, прячет глаза. Так и знал, мать твою. Так и знал!

— Показывай! — рычу, чувствуя, как начинает трясти от бешенства.

Не на неё. На всю эту ситуацию, неправильную и убогую, когда за взрослых людей решает какой-то Бог, Бездна его раздери!

— Сардар, послушай… — и она туда же! Мямлит что-то о воле Богов, мнётся, пятится назад.

Уже сдалась?! Но я-то нет!

— Я сказал, руку! Дай сюда! Быстро!

В один большой шаг оказываюсь рядом, выворачиваю её запястье, всматриваюсь в него, скрипя зубами с досады, мечтая выжечь взглядом до мяса, стереть без следа то, что вижу.

Не моя! Проклятая, мать её, метка, не моя! Круглая отметина, знак принадлежности другому…

— Тайтон, — выплёвываю ругательством ненавистное имя.

Закипаю. Хочу драться с ним, превратить в кровавое месиво его красивое личико, стереть в порошок… Потому что МОЯ!

— Сардар, мне больно! — шепчет Лана, и я впервые вижу в её глазах страх.

Понимаю, что увлёкся и слишком сильно сдавил её руку. Тоненькую и хрупкую.

Проклятье!

— Прости! — ослабляю хватку, нахожу второе её запястье, подношу к губам. Целую, поочерёдно, одну и вторую ладони. — Прости, цветочек. Я задумался, не хотел, прости меня.

— Ты злишься! — всматривается в меня настороженно, пытается отнять руки.

— Не на тебя!

Ищу её глаза, отказываясь признавать то, что вижу в них. Стою на своём:

— Срать на них всех! Я никому тебя не отдам! Послушай, — судорожно сжимаю её плечи, поднимаю подбородок, чтобы не прятала глаза, а на меня смотрела. — Мы уедем. Сейчас же! Выходи за меня, Лана! У тебя будет всё, клянусь! Не просто замок и земли, я подарю тебе целую страну! Просто верь мне! Идём!

— Я…

Сомневается. Нижняя губа дрожит. Боится?! Кого? Меня?! Прищуриваюсь, наблюдая за каждой её эмоцией, считывая малейшее движение сочных розовых губ и голубых глаз. Закрывает их, намеренно прячет, потому что знает — я всё в них прочту, ведь знаю её как облупленную.

— Я… должна, — облизывает пухлые губы, — собрать вещи, хотя бы самое необходимое… Я быстро, туда и обратно, хорошо?

Улыбается как-то нервно, касается ладонью моей щеки. И, хотя нутром я чую подвох, но всё равно ведусь, как последний олень.

— Хорошо, только быстро! Бери самое нужное! Остальное купим на месте!

— А… куда… мммы полетим? — нервно сглатывает и снова, Бездна, отводит глаза!

— Туда, где тебя не найдут, — отрезаю грубо, прищуриваюсь. — Или ты мне не веришь?

— Верю, конечно, верю! — привстаёт на носочки, тянется ко мне первая.

Склоняюсь к ней. Впиваюсь в сладкие до одури губы, выбивая из её груди испуганный стон. Удерживаю её затылок, не позволяя шелохнуться. Рассчитывала на невинный чмок? Не тут-то было. Беру её рот глубоко и грубо, словно пытаюсь насытиться наперёд.

Мозг отказывается признавать, а нутро чует, что этот поцелуй — наш последний. Последний, когда по любви.

Выныриваю из ядовитых воспоминаний, когда пах сокращается финальными выстрелами.

Тяжело сглатываю, отпускаю волосы Гьеры, тру переносицу. Не глядя, останавливаю её жестом:

— Не сегодня! Хочу спать один!

Из-под полуприкрытых век наблюдаю, как стройная фигурка в чёрном платье сползает с кровати на пол, изящно двигая крутыми бёдрами, проходит поочерёдно, к одной, второй, третьей курильнице, гасит их, после чего бесшумно исчезает за двойными дверями.

Забрасываю руки за голову, снова закрываю глаза.

Статус Ланы как дочери Императора и сестры наследника лишь удобное дополнение для подданных. Но самому себе лгать… глупо.

Хотел её всегда, сколько себя помнил. Получил.

Она не слишком-то рада.

Пле-вать.

Главное, что моя. Что до любви — никто её и не обещал.

Алана.

Первое, что чувствую сквозь растворяющийся сон — тянущую боль в затекшей шее. Боже, я что, снова спала без подушки?

— Госпожа? Госпожа? — раздаётся над ухом испуганным женским шёпотом.

Незнакомым.

Резко открываю глаза и сажусь на жёстком диване. С трудом удерживаюсь от того, чтобы не взвыть от разочарования и досады.

Проклятье! Разом вспоминаю случившееся. Одёргиваю съехавший куда-то вбок лиф бирюзового платья. Неприязненно рассматриваю