И ещё рассказывали, как Чуковский неожиданно возмутился, узнав об этой шутке: «Почему Маршаку платят больше? Крокодилом работать труднее!»

Вписаться в новую систему, пусть и ценой компромиссов, сумели далеко не все. О печальной или трагической участи Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Евгении Гинзбург, Бориса Пильняка, Исаака Бабеля, Осипа Мандельштама, Даниила Хармса, Николая Олейникова, Бориса Корнилова, Сергея Колбасьева, Михаила Кольцова, Павла Флоренского, Бруно Ясенского, Варлама Шаламова и других мастеров знает каждый, кто интересовался историей отечественной литературы.

Справедливости ради: талантливым авторам советская власть давала многое — хотя бы по сравнению с рядовыми гражданами страны.

В 1934 году был создан Союз писателей СССР из полутора тысяч отборных литераторов, которые в соответствии с уставом «участвовали своим творчеством в борьбе за построение коммунизма, за социальный прогресс, за мир и дружбу между народами». По инициативе Горького и по государственному заказу архитектор Николаев разработал проект оазиса для официальной литературной элиты страны.

В 1937-м Замоскворечье украсила новая архитектурная доминанта. Девятиэтажный дом с четырьмя подъездами дал крышу над головой и бытовой комфорт семьям отборных советских писателей. Спустя полтора десятка лет пристроили второе здание — с лифтом для мэтров и чёрной лестницей для прислуги.

Девяносто восемь квартир на полторы тысячи претендентов — совсем не густо. Счастливчиками стали Валентин Катаев, Лев Кассиль, Илья Ильф, Евгений Петров, Константин Паустовский, Вениамин Каверин, Илья Эренбург, Всеволод Вишневский, Николай Погодин, Илья Сельвинский…

Жилец Борис Пастернак в поисках вдохновения или просто глубокого вдоха бродил по крыше писательского Дома — из его квартиры на последнем этаже туда вёл специальный ход, — и сочинял роман «Доктор Живаго», за который получил Нобелевскую премию.

В питейное заведение через дорогу, при Третьяковской галерее, частенько наведывался жилец Юрий Олеша.

Жиличка Агния Барто потеряла здесь сына-подростка: он катался возле Дома на велосипеде и попал под грузовик.

Жильцы Семён Кирсанов и Лев Ошанин в своих квартирах писали стихи к песням, которые распевала потом вся страна.

Жилец Виктор Шкловский — друг и армейский сослуживец Маяковского — селил у себя коллег, выживших после репрессий.

Дом писателей не увешан мемориальным досками, хотя читатели, особенно поклонники Булгакова, его хорошо знают. Автор «Мастера и Маргариты» перенёс это здание на Арбат и назвал Драмлитом, но узнаваемость сохранил. Точно так же был узнаваем современниками критик-подонок Литовский, выведенный под фамилией Латунский. Прототип не только донимал Булгакова своими пасквилями, но и получил квартиру в писательском Доме, тогда как Михаила Афанасьевича из очереди на жильё вычеркнули.

Разговор о критике и критиках тоже впереди. А поклонники настоящей литературы могут при случае доехать в Москве до станций метро «Третьяковская» или «Новокузнецкая» и заглянуть в Лаврушинский переулок, чтобы у дома № 17 поклониться памяти выдающихся российских писателей, которые когда-то жили по этому адресу.

В «Антикоучинге» упоминается множество имён. Если какие-то из них выглядят незнакомыми, любознательному читателю всегда помогут интернет и рекомендация Виктора Шкловского: «Генеральские привычки — называть людей ″неведомыми″ — нужно бросить. Если Родченко неведом Полонскому, то это факт не биографии Родченко, а биографии Полонского».

Как это происходит у нынешних писателей?

«Большое видится на расстояньи», — справедливо заметил Сергей Есенин. Полтораста лет развития литературы времён Российской империи и семьдесят лет литературы времён советской власти видны в исторической перспективе и достаточно хорошо изучены.

История литературы нынешней России берёт начало в 1990-х. Для серьёзных обобщений прошло недостаточно времени — меньше продолжительности активной жизни взрослого человека. Большинство авторов, добившихся успеха в новых предложенных обстоятельствах, по-прежнему пишут. Это про них сказано:

⊲ — Если будет возможность встретиться с любым писателем, живым или умершим, какого писателя вы выберете?

— Живого, конечно!

Нынешним литераторам повезло как минимум в том, что к их услугам и остатки советской системы, и частично возрождённая система времён империи. Эти фрагменты неплохо сосуществуют.

В советской системе публикуются только книги членов Союза писателей. Организацией руководят номенклатурные работники, которые принимают в Союз только «правильных» литераторов. Если правила изменяются, автор обязан соблюдать новые ограничения. Союз действует под полным контролем государства, писатели состоят на государственной службе и пользуются служебными привилегиями.

Книги для публикации отбирают чиновники. Приоритетные критерии отбора — не мастерство автора, художественные достоинства текста и ожидаемый успех у читателей, а соответствие требованиям руководства, бесперебойная работа системы и, как результат, поощрение за исправную службу.

К этим условиям можно приноровиться, но распространённая «ошибка выжившего» № 12 — считать, что для благополучия достаточно единожды встроиться в систему, а дальше можно творить без оглядки. Писателя, нарушившего порядок работы, исключают из Союза: он перестаёт быть писателем за «отступление от принципов и задач, сформулированных в Уставе Союза писателей», и утрачивает возможность публиковать свои книги. В разные годы такой процедуре подвергались даже выдающиеся мастера — Анна Ахматова, Лидия Чуковская, Михаил Зощенко, Борис Пастернак, Виктор Некрасов, Александр Галич, Владимир Войнович, Наум Коржавин…

Советская система разрешает читателю читать только то, что служащие-издатели выбрали из написанного служащими-писателями. За чтение, хранение, копирование и распространение так называемого самиздата — как и за публикацию в обход Союза — виновных преследуют.

В имперской системе может быть издана любая книга любого автора. Издатель — это не чиновник, а бизнесмен, который в своей работе опирается на художественный вкус и, в первую очередь, на рыночное чутьё. Единственная задача бизнеса — извлекать прибыль, а не «сеять разумное, доброе, вечное», как лукаво писал жёсткий коммерсант и успешный издатель Николай Некрасов: поэтом он был в свободное от работы время.

Важно, что под художественным вкусом издателя имеются в виду не его личные эстетические пристрастия и развитое чувство прекрасного, не способность отличать трагедию от фарса, философию