рассчитанные на яростные удары с размаху. Современные жирафы толкаются шеями, раннемиоценовые явно предпочитали бодаться темечками-пенёчками.

Жирафы пытаются стать жирафами

Конечно, среди пёстрого раннемиоценового зверинца были и самые что ни на есть прямые предки и людей, и жирафов.

Люди раннего миоцена – это, конечно, проконсулы. Все они без исключения найдены в Восточной Африке. Думается, похожие виды жили и в других частях материка, но там их пока не откопали.

Проконсулы возникли ещё в олигоцене, а в миоцене активно менялись. Limnopithecus legetet 22 млн л. н., L. evansi и Kalepithecus songhorensis 19–20 млн л. н. уменьшились до размера гиббона – 5 кг. Короткие мордочки соответствовали скромным габаритам, так что, видимо, лимнопитеки были ближайшими экологическими аналогами дендропитеков, а из современных обезьян – макак или лангуров.

Самые изученные проконсулы – это собственно проконсулы. Они представлены тремя последовательными видами: Proconsul africanus 19–20 млн л. н., Proconsul heseloni 18,5 млн л. н. и Proconsul nyanzae 17 млн л. н. (два последних иногда выделяют в свой род Ekembo). Древнейший вид был самым крупным – 32–62 кг, средний – самым мелким – 10–20 кг, а последний опять подрос – 26–40 кг или ещё больше. Самки были вдвое легче самцов.

Но не размерами знамениты проконсулы. От них сохранилось на удивление много останков, так что мы точно знаем, что эти обезьяны по строению зубов были уже полностью человекообразными, а вот по строению рук и ног – в сущности, ещё мартышкообразными. Бегали они на четвереньках, опираясь на ладонь, и не умели подвешиваться на руках; руки были одной длины с ногами. Между прочим, план проконсуловой кисти полностью сохранился у нас, людей. Когда мы в конце миоцена – начале плиоцена спустились на землю, рука потеряла опорно-бегательное значение, но долго не приобретала какого-то нового специфического. Конечно, мы намного чаще стали брать руками еду и детёнышей, но это вполне можно было делать и древесной рукой (собственно, именно древесная хватательность и позволяла нам использовать руки для манипуляций). Лишь спустя ещё огромное время – только к полутора миллионам лет назад – наша кисть приобрела трудовой комплекс, но эти навороты были достаточно незначительными. Забавно, что у современных человекообразных – гиббонов, орангутанов, горилл и шимпанзе – руки изменились по сравнению с проконсуловой гораздо сильнее, нежели наши. У гиббонов и орангутанов руки невероятно удлинились, а кисть стала узким крючком для захвата веток; у горилл и шимпанзе пальцы тоже искривились, но добавился ещё и комплекс костяшкохождения – для опоры на сжатые кулаки. Наши предки так никогда и не были ни специализированными брахиаторами, ни костяшкоходящими.

Примерно то же касается челюстей и клыков: у проконсулов они сравнительно короткие, лицо примерно равно мозговой коробке, особенно у самок. Это выдаёт сравнительную миролюбивость, контрастирующую с брутальностью афропитеков. В последующем у нас лицо и клыки немножко уменьшились, а вот у человекообразных изменились куда сильнее – у гиббонов уменьшились радикально, а у орангутанов, горилл и шимпанзе увеличились до крайности. Выходит, наша врождённая доброта хоть и эволюционировала непрерывно, но очень потихоньку, а в целом является скорее примитивным признаком (примитивность – не ругательство, прогрессивность – не похвала, это просто меры приближенности к исходному предковому состоянию). У обезьян же «по модулю» изменения были гораздо более значительными, причём в обе стороны: подвижные гиббоны, общающиеся с соседями пением на расстоянии, резко подобрели, а тяжеловесные понгиды стали куда более иерархичными и агрессивными; только бонобо более-менее приближается к человеческому состоянию.

Мозг проконсулов был очень небольшим – 130–180 см3, то есть примерно как у современных павианов с теми же размерами тела; другое дело, что у раннемиоценовых мартышкообразных мозгов было 36 см3. Лобная доля была крайне низкой и узкой. Получается, что, как и во все предыдущие времена, зубы эволюционировали быстрее всего, конечности – с явным отставанием, а мозги – и вовсе по остаточному принципу. Что ж, оно и логично: пожрать – это святое, первым добежать до еды или убежать от того, кто считает едой тебя, тоже важно, а соображалка – да кому она нужна, когда ты и так самый умный в лесу!

Вот чего точно уже не было у проконсулов – это хвоста. В начале миоцена потеря хвоста была логична и закономерна: тяжёлое животное уже не может лихо скакать по веткам, так что балансир для далёких прыжков не нужен. В последующем же бесхвостость аукнулась человекообразным почти повальным вымиранием. Когда в середине миоцена густые джунгли с огромными стволами и толстыми сучьями стали заменяться прореженными тонкоствольными лесами, человекообразные уже не могли не спеша и вольготно ходить по ветвям, как по торной дороге. Способность к длинным прыжкам оказалась снова востребована. Тут-то примитивные хвостатые мартышкообразные и оказались куда более успешными: они могли быстро нестись в пронизанных светом кронах, причём для этого им даже не понадобилось совершенствовать руки и ноги, так как они и до того были приспособлены к тому же. А вот человекообразным пришлось исхитряться: раз нельзя быстро бегать и прыгать, можно подвешиваться на руках и развивать вертикальное лазание – хождение по ветвям на двух ногах с придерживанием руками за всё вокруг – и брахиацию – передвижение перехватыванием веток руками, без использования ног. В любом случае плечевой и тазобедренный суставы начали работать куда как многооснее, не только вперёд-назад, но и вбок. Изменилась ориентация лопатки, повернулась головка плечевой кости, изменился верх бедренной. Любопытно, что у проконсулов бедренная кость больше похожа на понгидную, чем плечевая, которая имеет скорее мартышковое строение: ноги эволюционировали быстрее, так как опора идёт на них, а руки выполняют лишь вспомогательно-придерживающую роль.

Самый поздний проконсуловый – Nacholapithecus kerioi – дожил до 15–16 млн л. н. Он по-прежнему имел умеренные размеры – 20–22 кг у самцов и 10 кг у самок. Кроме груды трухи сохранился и целый скелет, так что мы точно знаем, что по всем ключевым показателям нахолапитек был похож на более древних проконсулов.

В середине миоцена из проконсуловых возникли Gripho pithecidae в лице восточноафриканских и турецких Kenyapithecinae (Kenyapithecus wickeri и K. kizili) и европейских Griphopithecinae (Griphopithecus alpani, G. darwini и G. suessi). Ключевой вид кениапитековых – Kenyapithecus wickeri, живший 13,4–13,7 млн л. н. Судя по зубам и челюстям, он уже был намного ближе к шимпанзе и гориллам, чем к проконсулам. Толстая эмаль зубов выдаёт питание жёсткой пищей – не намёк ли это на осушение-аридизацию климата? Руки и ноги уже не так похожи на мартышкообразную версию, руки начали поворачиваться, началась эпоха вертикального лазания.

В самом конце среднего миоцена потомки африканских