Обоз тронулся, Лютомер занял обычное свое место рядом с санями, где ехала Лютава. Порой она, замерзнув, надевала лыжи и тоже шла, чтобы согреться, а потом, утомившись, снова залезала под большую медведину.

– Это не здесь он выл? – окликнула она брата.

– Выл не здесь. Но он здесь был. И сидел долго. День и часть ночи. Ушел, только когда мужик замерз.

– Он – одиночка и не может себе пропитания добыть?

– Он – одиночка. Но я вчера нашел косулю… И возле нее те же самые следы. Он ее загрыз, но ни куска не съел. Загрыз и ушел. Дня два назад.

– Что же все это значит? – Лютава забеспокоилась.

– Придем в Рознежичи – может, там что-то знают… – уклончиво ответил Лютомер.

А когда они под вечер пришли в Рознежичи – первое на Гордоте селище среди дубрав, – там стоял крик и плач. Горестные людские голоса, причитания женщин и рев детей были слышны еще на реке. Сперва, различив первые выкрики, Лютава подумала, что в селище уже знают о гибели замерзшего на дереве мужика. Но крик нарастал, уже было слышно, что плачет сразу множество голосов, и она похолодела: а что, если тут есть и другие жертвы? Но чтобы так плакали, волки должны задрать полсела!

– Напали на них, что ли? – изумился Богорад. – А ну, сынки, поднажми!

Встревоженные походники ускорили шаг. Оставив пока обоз на льду, поспешили вверх по тропе, где вытянулось вдоль оврага селище – десяток изб с огородами на задах.

Толпа народу собралась перед длинным хлевом, обнесенным частоколом. Мужики, бабы, дети – здесь, похоже, были все. Кто-то заметил чужих; все обернулись, сперва испуганно подались назад, к воротам в частоколе, потом двое-трое поспешили навстречу.

– Боярин! Княже! Княжич Лютомер! – закричали там. – Боги вас послали! Будь жив вовек, боярин!

– Что у вас творится? – спросил Богорад. – Лукома! Что вы причитаете, или помер кто?

– А вот иди посмотри! – Лукома, здешний старейшина, взмахнул рукой в сторону ворот.

Люди расступились, Богорад и Лютомер прошли первыми. За ними спешили Лютава и старшие бойники.

Войдя в ворота, все дружно охнули. Двор хлева был устлан мертвым скотом: коровами, овцами, свиньями. Животные лежали кое-как, друг на друге. Туши были покрыты рваными ранами, истоптанный снег залит уже давно замерзшей кровью.

– И там внутри то же творится! – прохрипел Лукома, махнув рукой в сторону хлева. – Ночью слышим: мычит, блеет… Пока поднялись, пока собрались, пока прибежали… А он уже ушел. Только вон Хотеня видел, как хвост мелькнул…

– Волк? – спросил Лютомер.

Лукома только руками взмахнул: дескать, а кто же?

– Невестку мою загубил! – К Лютомеру пробился другой старик. Бабы вокруг запричитали громче. – Она от коровы шла. Корова у нас должна телиться… Шла… да не пришла… А потом как мы увидали это все – а она под тыном валяется, уже снегом засыпана… Так он и внутрь попал – подстерег, как она выходила… Вдовец теперь мой Пищуля, а детей пятеро… Боги наши, боги!

Стала ясна причина общего плача. Погиб весь скот Рознежичей, кроме лошадей в отдельной конюшне, коз и кур, которых держали в пристройках к избам. Не уцелело ни одной коровы, люди остались без молока, в глаза глядела если не прямо голодная смерть, то очень бедственное существование – и надолго.

– И ведь не съел, не унес ни поросенка, – горестно толковали вокруг.

– Может, это оборотень? – сказал кто-то.

– Колдун какой захожий?

– Это кто ж нам такого зла-то желает?

– Чернеичи, может?

– Они, подлецы! Что, княжич, а как вы ехали через Чернеичи, не говорили там, мол, чтоб этим Рознежичам сдохнуть всем?

– Не говорили, – Лютомер покачал головой. – А что, люди, не пропал ли у вас мужик какой?

Народ вокруг замолчал.

– Белята пропал, – сообщил потом одинокий женский голос. – Свояк мой Белодед, Тихонин сын. Пошел ловушки проверять, уж два дня нету. А вы что… встречали его?

– Кто его родня ближайшая? – Лютомер вздохнул и огляделся. – Знаю, где Белята ваш…

* * *

Отправленные на реку сани привезли двоих. Пытаясь расцепить окоченевшие руки покойника, крепко сомкнутые вокруг ствола, свояк Молодила сорвался с ивы. Снег и кусты смягчили падение, но все же мужик расшибся и вывихнул ногу. Пришлось лезть еще двоим, и только тогда тело, обвязав той же веревкой, удалось спустить.

Едва успели вернуться в селище до темноты. Привезли и лыжи со следами звериных зубов: все Рознежичи ходили на них смотреть в баню, где уже лежало тело убитой волком женщины. Вторую жертву того же зверя положили рядом – ждать, пока оттает, чтобы обмыть и одеть.

Плач и причитания не прекращались. Потеря скота обрекала Рознежичей на множество невзгод; два человека погибли дурной смертью и тем грозили усугубить грядущие беды.

– Не погребать нам их на жальнике, а не то земля-мать обидится, хлеба не даст! – говорили старики. – И так без молока, без мяса остались, а теперь еще и хлеба не родится – погибнем, пропадем, будто и не было никаких Рознежичей на Гордоте-реке!

Лютомер осмотрел следы на скотном дворе и был уверен: все это натворил один и тот же волк. Тот самый матерый одиночка, чей голос они слышали предыдущей ночью.

И едва спустилась на землю скорая тьма зимней ночи, как они услышали его вновь. Опять тот же голос одинокого матерого волка, вновь понапрасну созывающего стаю на охоту. И тишина, отвечающая ему…

– Каждую ночь выводит! – заметил Лукома. – Так и воет, никому покою нет… Оборотень это, да?

«Оборотень тут один – это я», – подумал Лютомер, а вслух сказал:

– Не похоже на то. Разве у вас тут прежде оборотни водились? Или были колдуны, что умели людей волками оборачивать?

– От волков нам этой зимой житья не было, – покачал головой Лукома. – Две волчицы прошлой весной родили у них: одна, видать, от старшого, а другая от какого захожего молодца. Летом ничего, уживались с нами, а едва снег выпал, начали нам повсюду попадаться. На зятя моего Милогу напали, как он от Чернеичей к нам ехал, – только собаки и спасли. Потом прямо из селища трех собак унесли. Ловушки наши на дичь раньше нас обирали. Да что ловушки! Пошли отроки поутру рыбу удить – а глядь, зеленые огоньки светятся. Хорошо, с собой огонь был – давай горящие ветки метать, которыми в лунку светили. Да бежать, какая уж рыба! Ну, мы и порешили: надо извести их…

– И как?

– После Корочуна облаву сделали. Взяли десять голов. Один старшой у них и ушел. Думали, теперь посвободнее вздохнем.

Лютомер посмотрел на Лютаву и обменялся с ней понимающим взглядом.

– Так это их вожак и мстит вам теперь, – сказал он Лукоме со вздохом. – Вы его стаю извели, жену и детей погубили. А он вас скотины лишил. Потому и зарезал, а есть не стал, чтоб вы знали: это месть.