а это, знаете, многого стоит… Ходзуми, приглашаю вас на чашку хорошего крепкого кофе.

— Не откажусь.

Они прошли в бар, сели в дальнем углу за небольшой чистый столик, накрытый двумя тростниковыми салфетками, Зорге заказал два крепких кофе, два рисовых пирожных и две стопки старого французского коньяка.

— Надо ли? — попробовал воспротивиться коньячному заказу Ходзуми.

— Надо. Мы не виделись три года. А за три года, бывает, исчезают не то чтобы люди — исчезают целые цивилизации.

— Одна стопка такого коньяка стоит целое состояние.

— А подо что же, Ходзуми, ветераны должны вспоминать свое прошлое? Под воду из городского крана?

Ходзуми неловко приподнял одно плечо — он всегда приподнимал одно плечо, когда чувствовал себя смущенно.

— Действительно, коньяк в токийском водопроводе не течет.

— Ваше здоровье, Ходзуми! — Зорге звонко чокнулся своей стопкой со стопкой японского журналиста, стоявшей на столике. — Поднимайте, поднимайте свою посудину, Ходзуми. Коньяк хоть и не прокисает, но когда его долго не берут в руки — портится.

Наконец Ходзуми взял стопку, улыбнулся застенчиво, тихо — у него была своя улыбка, ни на чью иную улыбку не похожая, и вообще Ходзуми Одзаки не был ни на кого похож, — покрутив стопку в пальцах, он произнес вполголоса:

— Прозит, Рихард!

Интересно, как Ходзуми отнесется к тому, что Зорге стал нацистским журналистом, что намерен вступить в гитлеровскую партию (не объяснишь же Ходзуми, что этого требует Москва), и вообще перед ним стоит задача занять в здешней немецкой колонии лидирующее положение. Вдруг это оттолкнет Ходзуми от Зорге?

Нужно все проговорить, просчитать и вообще встретиться в обстановке, где за ними не следили бы цепкие глаза сотрудников «кемпетай».

Ходзуми приехал в Токио на несколько дней по приглашению газеты «Асахи симбун», задумавшей создать общество по изучению восточно-азиатских проблем. Для этого решили провести специальную конференцию. Одзаки играл в ней очень видную роль, более того, ему прочили в будущем обществе место одного из руководителей.

Когда Зорге узнал об этом, то поздравил Ходзуми Одзаки.

— Это решение не окончательное, — ушел от поздравлений Ходзуми.

Встреча Зорге и Ходзуми Одзаки состоялась. С глазу на глаз, без соглядатаев. В разговоре были расставлены все точки над «i». Ходзуми Одзаки продолжал не только симпатизировать Советскому Союзу, более того — хотел жить в нем. Кроме того, он сообщил, что Япония готовится обострить отношения с Россией, старательно укрепляет свой плацдарм в Маньчжурии, чтобы с этой залитой качественным бетоном, который не берут артиллерийские снаряды, земли, плотно ощетинившейся орудийными стволами, творить разные козни против СССР.

— Когда после захвата Японией Маньчжурии нашего министра иностранных дел Уциду выдернули на ковер в Лигу Наций, он заявил, с презрением глядя на членов Лиги: «Японская миссия на земле — руководить миром. До свиданья, господа!» — и хлопнул дверью. Такие вот цветочки, Рихард…

— А после цветочков последовали ягодки, — эхом отозвался Зорге, сжал глаза, будто в лицо ему ветер сыпанул пыли и песка, губы у него сожалеюще дрогнули. — В результате Япония вышла из Лиги наций и теперь вооружается с курьерской скоростью.

— Не за горами стычки на советской границе, — сказал Ходзуми, — руки-то развязаны. Маньчжоу-Го ныне походит на большую строительную площадку. Военные спешно возводят дороги — боеприпасы надо ведь подвозить, строят аэродромы, казармы, раздувают Квантунскую армию, составляют топографические карты. Воздух переполнен запахами войны.

— Да-а, — протянул Зорге тихо, — чем пахнет война, я знаю хорошо, наглотался в свое время до тошноты. Отрава. Очень неплохо бы, Ходзуми, найти подходы к правительственной канцелярии, к аппарату премьер-министра, тогда бы мы точно разобрались во всех хитросплетениях нынешней политики.

— Это очень трудно. Вершину власти охраняют отвесные ледовые поля, по которым без специального оборудования не пройти, полно глубоких трещин, свирепых снежных барсов, обрывов, отрицательных стенок и много чего еще, где запросто можно оставить голову.

— И все-таки, Ходзуми, это нужно. Очень.

— Я далек от этого, Рихард, но мой университетский товарищ Фумико Кадзами работает первым секретарем в аппарате у принца Коноэ. А принц Коноэ, кстати, очень близок к императору, — скоро станет премьер-министром Японии. Думаю, тогда можно будет решить этот вопрос.

— Неплохо бы стать своим человеком в окружении принца Коноэ, — задумчиво произнес Зорге.

— Неплохо бы, — согласно проговорил Ходзуми Одзаки и замолчал — погрузился в свои мысли.

Вскоре Зорге передал в «Мюнхен» следующую радиограмму: «Связался с Одзаки и после основательной проверки опять решил привлечь его к работе. Это очень верный, умный человек. Занимает видное положение в крупной газете, имеет широкий круг знакомств».

Через некоторое время Одзаки переехал в Токио, возглавил исследовательский центр при редакции газеты «Асахи симбун». Центр этот, занимавшийся исследованием дальневосточных проблем и прежде всего японских, получил доступ к правительственным бумагам.

Поскольку Китай был краеугольным камнем Дальнего Востока и его взаимоотношения с Японией определяли обстановку в огромном регионе, а Ходзуми считался лучшим на островах экспертом по Поднебесной, то восемьдесят процентов всех правительственных циркуляров попадали прежде всего в его руки. От него — к Зорге.

Зорге сверял их с бумагами, к которым имел доступ в германском посольстве, анализировал, готовые выкладки, анализы отправлял в Центр.

Работа шла, Москва была довольна Рамзаем.

Более того — была довольна не только Москва. Рихарда Зорге неожиданно вызвали к послу Герберту Дирксену. Про этого человека Зорге знал, что он очень богат, владеет землями и роскошным поместьем недалеко от Берлина, имеет связи в окружении фюрера, и хотя Гитлер произвел опустошительную чистку в аппарате Министерства иностранных дел, Дирксен сумел сохранить свой высокий пост. Сотни других профессиональных дипломатов этот пост сохранить не сумели. Почему же у Дирксена это получилось — при откровенной игре в одни ворота, — а у других нет?

Может, потому, что Дирксен до Токио работал в Москве и там сумел сделать что-то нужное для Гитлера?

Этого не знал никто. Не знал, наверное, и Гитлер.

Что бы означал вызов к Дирксену? Внутри у Зорге возникла и тут же угасла тревога: проколоться Рамзай не мог, это было исключено совершенно. Может, что-то засекла полиция «кемпетай»? И это вряд ли. Может, послу чем-то не понравились материалы, под которыми стояла фамилия Зорге? Тут уж ничего не поделаешь… Вкусы посла Дирксена Рихард Зорге, к сожалению, не знал.

Что же произошло? Может, всплыло что-то из его прошлого, и Берлин потребовал от посла, чтобы тот немедленно выслал Рихарда из Токио в Германию? Зорге усмехнулся недобро — в таком разе не позавидуешь ни послу, ни ему самому.

Ладно… Для начала надо встретиться с Дирксеном, узнать, чем заинтересовала высокого дипломата личность скромного корреспондента «Франкфуртер цайтунг», а уж потом делать выводы.

Дирксен находился в кабинете один. Увидев Зорге, поздоровался и тут же сделал успокаивающий жест рукой: