защищено от вторжения, — печально улыбнулся де Монтезье. — Это лишь красивый старый дом, окружённый хозяйственными постройками и садом. Его единственная защита — высокая каменная ограда, через которую при желании можно перелезть. Днём ворота и вовсе открыты, а привратник вечно спит или бродит где-то. Садовник забывает закрыть заднюю калитку, служанки тайком сбегают через неё на свидания к своим ухажерам. Я никогда не придавал этому особого значения, поскольку мои владения простираются куда дальше, чем границы имения. Никогда ничего не случалось, потому теперь я очень встревожен и намерен указать управляющему на необходимость впредь не допускать чужаков в имение.

— Вы не связываете этот пожар с убийством вашей тёти?

— Не знаю… Я воспринял эти печальные события, как ужасное совпадение. Если она убита здесь, то зачем кому-то в то же время сжигать её дом там?

— Теперь расскажите мне о том вечере. Куда выезжала ваша тётя и почему возникла необходимость в наёмной карете?

— Она ездила к своей старой подруге виконтессе де Руссель. Они в одно время попали в обитель святой Иветты и сдружились на всю жизнь. Каждую неделю в один и тот же день она ездила к ней на улицу Золотой лозы. Они сплетничали, играли в карты, ели пирожные и пили ликёр. Поздно вечером она возвращалась домой, — де Монтезье вздохнул. — У тётушки есть своя карета, но когда её запрягали в тот вечер, оказалась, что задняя ось сломана. Если б я знал, я бы лучше оставил ей свою карету, но я и понятия не имел… — он порывисто вздохнул и добавил: — Я уехал из дома чуть раньше.

— Куда вы ездили? Не обижайтесь, это обычный вопрос!

— Я заехал за приятелем, чтоб ехать к графине де Лафайет, но его не оказалось дома. Мне пришлось ждать. Потом он явился, и мы поехали к графине.

— Как зовут вашего приятеля?

— Оливер де Жюссак. Он живёт неподалёку, на улице источника короля Анри. Его слуги могут подтвердить, что я его ждал и никуда не уходил. Они подали мне вино, кстати, довольно посредственное.

— Когда вы уехали из салона графини де Лафайет?

— После полуночи. Я вернулся домой, и оказалось, что тёти ещё нет. К тому же она поехала к виконтессе в наёмной карете. Мой мажордом рассказал, что после того, как выяснилось, что карета сломалась, тётя очень разнервничалась. Она не любила опаздывать даже на такие приватные встречи. Она отправила лакея искать карету, и тот нашёл её неподалёку. Мне сказали, что это была карета с постоялого двора «Белый мак». Вот, в общем-то, и всё. Я ждал, потом отправил слугу к виконтессе, но та сказала, что тётя давно уже уехала домой. А потом пришли из полиции и сообщили, что на её карету напали грабители и она погибла. Я послал слуг известить об этом кузенов, а сам поехал в полицию магистрата. Меня встретил господин Буланже и лично проводил в мертвецкую, чтоб я смог опознать тело. Я хотел забрать её домой сразу, но глава полиции просил дать время на вскрытие. Я не позволил ему вскрывать тело, но не стал возражать против осмотра. Он заверил меня, что на следующий день я могу забрать тётю для подготовки к погребению, и выполнил своё обещание.

— Могу я увидеть её? — спросил Марк.

Граф бросил на него острый взгляд.

— Простите, я понимаю, что у вас свои методы, но не позволю вам прикасаться к телу.

— Я не собирался этого делать, — солгал Марк, поняв, что в данной ситуации не может требовать уступок. — Я просто посмотрю на неё. Мне легче будет расследовать дело, если я буду знать, как она выглядела.

— Как хотите… — де Монтезье поднялся. — Она в часовне, а после того, как с ней простятся ее друзья и знакомые, мы отвезём тело в Монтезье и похороним в фамильном склепе. Хотя, если честно, до сих пор никто так и не явился, даже её подруга виконтесса.

Они вышли из оружейной залы и по коридору прошли в конец здания, где была пристроена круглая башенка, в которой вилась вниз винтовая лесенка в один пролёт. Спустившись, они оказались в небольшой уютной часовне с высокими узкими окнами. Приглядевшись, Марк увидел, что в них вставлены витражные стёкла, но темнота на улице не давала возможности не только насладиться их яркостью и красотой, но и даже просто понять, что там изображено.

В закруглённой стене были устроены три ниши, в которых стояли статуи святых, почитаемых в этом семействе. Между ними матово отсвечивали в свете лампад шкафы из полированного дерева, сквозь решётчатые дверцы которых виднелись оклады старинных книг и блеск священных сосудов. Посреди молельни стоял на резной подставке открытый гроб, а крышка от него была прислонена к каменной колонне.

Марк подошёл к гробу и взглянул на покойную. Она была одета в чёрное, бархатное платье с высоким, гофрированным воротником. Её светлые волосы были уложены в аккуратную причёску с маленькой расшитой мерцающим бисером шапочкой на макушке. Кружевная мантилья была разложена вокруг лица аккуратными складками. При жизни эта дама была красива и даже величественна, и смерть не лишила её этих достоинств. Её бледное и до сих пор гладкое лицо было спокойным, резкие черты и высокие изогнутые брови свидетельствовали о решительном и твёрдом характере. Белые ухоженные кисти рук до половины скрытые чёрными кружевами лежали на груди, придерживая молитвенник и агатовые чётки.

— Она всё время носила их с собой, — пояснил де Монтезье, встав рядом с Марком. — Я решил, что они должны остаться с ней навсегда.

А взгляд Марка тем временем скользнул ниже на бархатный, расшитый золотом покров, которым тело было укрыто до пояса. Вышивка была выполнена мастерски, и представляла собой загадочное сплетение вензелей и стилизованных цветов — лилий и ирисов. А по самому краю вилась строчка, которая была вышита изысканными в своей простоте буквами.

— «Там мирно спит под каменной плитой», — прочёл Марк.

— Тётушка сама вышила этот покров, словно знала, что может случиться, — пояснил де Монтезье. — Она была мастерица…

— Златошвейное искусство — это гордость ордена святой Иветты, — заметил Марк, любуясь покровом. — Неудивительно, что сёстры обучают ему своих пансионерок.

— Да, святая Иветта, — кивнул де Монтезье. — Взгляните, она слева от статуи святой Лурдес. Эта дама была почитаема женщинами в нашем семействе, а мужчины молились святому Себастьяну, потому что все до одного были воинами.

Марк обернулся и подошёл ближе к статуям в нишах. Все три были сделаны алкорскими мастерами из окрашенного дерева и в неярком свете пляшущих в лампадах огоньков казались живыми.