за ней, стараясь, чтобы мое платье не волочилось по дорожке. Они не начнут с философии или Шекспира?

— Мы не любим начинать с низов, — объясняет Сестра Маргарет, открывая большую деревянную дверь и впуская меня внутрь. — Предпочитаем с головой погружаться в исследования. Но не пугайся. Ты привыкнешь к этому так же, как привыкает орленок, когда мать выгоняет его из гнезда, заставляя впервые взлететь.

Я корчу гримасу. Мне не очень нравится эта аналогия.

— Кроме того, — говорит она, искоса поглядывая на меня, — все твои занятия были выбраны на основе тестов на способности. Я удивлена, что твоя мать не ознакомила тебя с расписанием.

— Она мне ничего не говорила — признаю я. — Просто сказала, чтобы я пришла до девяти утра.

— Сара как всегда, — говорит она с сухим смешком, хотя в ее словах есть горький оттенок, враждебность по отношению к моей матери, которая, думаю, мне не померещилось.

Она ведет меня по коридору, длинному ряду каменных стен, украшенных картинами с изображениями животных в золотых рамах, на каждой только по одному животному — лошадь, лягушка, бабочка, кошка — все они выполнены одинаковыми яркими мазками. Их глаза, кажется, следят за мной, когда я прохожу мимо, заставляя чувствовать себя неуютно.

Затем она останавливается перед дверью с именем Икабод Крейн, напечатанным на табличке, и стучит по ней костяшками пальцев.

«Икабод», — думаю я про себя. «Какое странное имя для женщины».

И тут дверь открывается с порывом теплого воздуха, а с другой стороны стоит высокий мужчина, который вопросительно смотрит на нас. Очень высокий и красивый мужчина с гладкой бледной кожей, вьющимися черными волосами и темно-серыми глазами, которые напоминают глубокие грозовые тучи.

— Вы мужчина, — выпаливаю в удивлении. Я ожидала увидеть женщину. Знала, что школа прогрессивная во всех отношениях, но я никогда раньше не видела учителя-мужчину.

Он хмуро смотрит на меня.

— Именно, — говорит он. — А вы ужасно опоздали.

Глава 4

Крейн

Три недели назад

За мной следят. Я уверен в этом.

В тот момент, когда я вышел из здания, краем глаза заметил, как от кирпичной стены на Мотт-стрит отделилась тень и, покачиваясь, направилась ко мне. Я повернулся лицом к нападавшему, думая, что это вор, охотящийся на тех, кто выходит из опиумных кабаков, видя легкую мишень для ограбления.

Но там никого не было, если не считать одинокого экипажа, едущего по улице, и грохота мусорных баков в соседнем переулке. Остальная часть города спала.

Я продолжал идти, дурман понемногу выходил из моего организма. Августовский воздух был липким даже ночью, но в легких чувствовалась свежесть, и я вдыхал его большими глотками, как будто не дышал неделями. Я знал, что это вопрос времени, когда действие опиума полностью прекратится, и мне снова придется столкнуться с руинами своей жизни, но пока все в порядке. Я безымянный человек без будущего и прошлого, просто чьи-то шаги эхом отдавались на пустых улицах Нью-Йорка в три часа ночи.

Но затем к моим шагам присоединились еще одни.

Подходят все ближе, ближе.

Я оборачиваюсь и ничего там не вижу.

Ничего, кроме плеска лужи, как будто кто-то топнул по ней.

После этого иду быстрее, потею и чувствую себя почти трезвым. Я всего в минуте ходьбы от своего гостиничного номера, и хотя в затылке неприятное ощущение, что за мной наблюдают, я чувствую, что, возможно, буду в безопасности, как только окажусь внутри. Мой номер — просто грязная берлога с дырами в стене.

— Икабод, — шепчет женский голос за спиной. Как будто проникает в мою грудь и хватает за сердце, останавливая меня. Это так похоже на Мари…

— Икабод Крейн, — снова произносит голос, но теперь он звучит грубо, низко и смутно зловеще.

Я медленно поворачиваю голову.

Позади меня стоит женщина в плаще.

У нее нет лица.

Без глаз. Без носа. Просто тонкая линия вместо рта.

Господь Всемогущий.

— А-а-а! — я вскрикиваю, пытаясь заглушить свой крик, и терплю неудачу, поднимая руку, как будто пытаясь укрыться от ее взгляда.

Но, взмахнув рукой, я снова вижу ее, и теперь у нее есть лицо.

Конечно, есть, как иначе. Ради всего святого, кажется, я слишком много курил сегодня.

— Икабод Крейн, — повторяет она еще раз, и теперь ее голос снова меняется. Становится светлее, мягче, и когда она делает шаг в свет фонаря, я вижу ее более отчетливо. Она старая, но непонятного возраста, с гладкой, ровной белой кожей и глубокими морщинами возле глаз и рта. Ее губы красные и влажные, как будто она только что прикусывала их, а глаза ярко-зеленые с золотыми крапинками, которые мерцают на свету. Лишь из-за глаз она кажется моложе.

А еще у нее есть какая-то непонятная аура. Она постоянно меняет цвет, временами полностью исчезая.

«Ведьма», — думаю я про себя. «Она что-то вроде ведьмы».

— В этом вы правы, мистер Крейн, — говорит она.

Мои глаза расширяются.

— Но не пугайтесь так, — продолжает она. — В конце концов, вы тоже ведьмак.

Я осмеливаюсь на мгновение отвести от нее взгляд и обеспокоенно оглядываюсь по сторонам. Улица пуста, если не считать крысы, бегающей возле водостока, а мой отель находится как раз в конце квартала. Интересно, успею ли я добраться туда до того, как она меня остановит? Не знаю, как бы она поступила — я по крайней мере на фут выше ее, но ведьмам доверять нельзя.

— Я не буду вас останавливать, — говорит она. — Но, возможно, вы захотите выслушать то, что я хочу сказать, мистер Крейн. Боюсь, это связано с вашим будущим и возможностью, от которой, надеюсь, вы не настолько глуп, чтобы отказаться.

Меня так и подмывает оттолкнуть ее. Добежать до отеля и захлопнуть дверь у нее перед носом. Или, черт возьми, развернуться и отправиться прямиком обратно в кабак. Лечь на коврик с трубкой во рту и забыть обо всем.

— Какого рода возможность? — спрашиваю я настороженным тоном.

— Финансовая, — говорит она. — Весьма полезная.