мальчики просто так не умирают, — скривился Никита Егорович. — Голову даю на отсечение — их убили. Что думаете, Светлана Валерьевна? — повернулся он к Психологине.

Света сидела в дальнем углу за столом (у каждого был отдельный стол — красота), погруженная в какие-то грустные мысли. Услышав свое имя, будто очнулась. Я не сводил с неё глаз. Надеюсь, она думала про меня и вчерашний поцелуй. Но почему на лице тень тоски? Совесть мучает, что замужняя женщина позволила себе немного лишнего? Сапожник без сапог, разбирается в потемках душ посторонних людей, а в себе никак разобраться не может.

Вчера после ресторана я проводил ее до номера и на прощанье чмокнул в щечку, пока остальная наша команда весело горланила «Черного ворона», чуть отстав в коридоре гостиницы.

Хотел, конечно, просочиться к ней в номер. На чай, например, но Света захлопнула дверь перед моим носом, одарив напоследок лучезарной улыбкой. Вот блин… Честная. Мужу не изменяет. А вообще есть ли он у нее? Насколько я знаю, формально — имеется. Вот только ни одного слова о семье, очаге и прочих супругах она никогда не высказывала. Может, скрытная, а может, там все не так хорошо… За много лет я так и не раскусил Свету. Нашей взаимной симпатии вечно что-то или кто-то мешал. И вот сейчас она окольцована.

— Что вы сказали, Никита Егорович? — встрепенулась Светлана, придав взгляду осмысленность и распрямив спину.

— Соберитесь, товарищи, — прокряхтел Горохов, ловко сбивая пепел в фарфоровую кружку с зайчиком. — Я говорю, какой психотип убийцы вы видите, Светлана Валерьевна? Поделитесь с коллегами?

Света наморщила носик и забарабанила отточенными коготками по столешнице:

— Пока рано об этом говорить. Причина смерти, способ лишения жизни не ясны. Соответственно, мотив не прослеживается.

— Что же мы будем ждать, когда кого-то еще убьют? — фыркнул следователь.

— Формально их уже убили давно, — пришел я на помощь Светлане. — Если и будут еще трупы, тьфу-тьфу, то подозреваю, что из числа ранее пропавших людей.

— Как это? — Горохов остановился и внимательно на меня уставился.

— Почему мальчики не изменились внешне? — начал рассуждать я. — Скорее всего, их убили примерно в то время, когда они и пропали. А потом тела заморозили. Вот они и сохранились без изменений.

— Интересная версия, — Горохов одобрительно закивал. — Продолжай, Андрей Григорьевич.

— Убийца разморозил тела спустя время и подбросил их в лес. Туда, где они изначально потерялись. Возможно, хотел навести на свои действия некую мистическую составляющую.

— Но почему медэкспертиза не определила факт заморозки трупа? Ложкина нашли месяц назад. Исследовали по полной.

— Я беседовал со с судмедом Штольцем, — взял слово Погодин. — Он сказал, что на момент обнаружения трупа Ложкина в нем наблюдались выраженные гнилостные изменения. В лесу тело пролежало не меньше недели. Его не сразу нашли, как Тетеркина. При таком раскладе признаки замораживания тела могли необратимо утратиться. Гусиная кожа, уровень гликогена в мышцах и другие косвенные признаки — просто стало невозможно проследить.

— Хм-м… — Горохов, потирал руки. — Это подтверждает версию Андрея Григорьевича. Стало быть, вся надежда на результаты вскрытия Тетеркина. Что ж... Подождем.

Не успел шеф закончить фразу, как зазвонил телефон. Мы все смотрели на трубку, как загипнотизированные.

— Слушаю, Горохов. А-а… Карл Генрихович! Только что вас вспоминали. Рассказывайте, дорогой, чем обрадуете? Так… Ага. Секунду, я записываю. Хм-м… Это точно? Ясно. Спасибо, что оперативно сообщили. Готовьте официальное заключение. Но не торопитесь. Информации нам пока устной хватит. Если вскроется что-то новое, прошу немедленно позвонить. Спасибо, до свидания.

Никита Егорович положил трубку и обвел нас интригующим взглядом.

— Ну, что он сказал? — первым не выдержал Погодин, ерзая на стуле и шмыгая носом.

— Андрей Григорьевич был брав, — завил Горохов. — Причина смерти Тетеркина — переохлаждение.

Шеф придвинул блокнот и стал зачитывать все, что наговорил ему Штольц:

— Трупные пятна розоватым оттенком, присутствует эффект «гусиной кожи», переполнение левой половины сердца красной кровью со свертками, наличие пятен Вишневского, точечные кровоизлияния в слизистую лоханок почек, отсутствие гликогена в печени…

— А гликоген тоже Штольц замерял? — скептически спросил Катков.

— Химики быстро анализ провели. Молодцы, просьбу Звягинцева выполнили как надо. Также есть повреждения трупа на клеточном уровне, связанные с кристаллизацией жидкости в организме.

— А сами они замерзнуть не могли? — спросил Погодин.

— В случае с Тетеркиным — это исключено, — замотал головой шеф. — Он пропал три года назад в конце апреля. В этих краях морозов и так почти не бывает, уж тем более — в такой месяц.

— Получается, у нас серийный убийца? — включилась в работу Света. — Возможно, жертв уже гораздо больше. А мы ничего не знаем.

Меня слегка передернуло от мысли, что где-то могут храниться до времени другие тела.

— Совершенно верно, — Горохов сел за стол. — Нужно поднять все материалы по без вести пропавшим подросткам за последние пять лет. Не думаю, что их много наберется. Я позвоню Звягинцеву, он организует. Прошерстим список, отработаем родственников. Наша задача — найти связующее звено между жертвами. Проверить все предприятия, где имеются габаритные морозильные установки. Мясокомбинат, торговые склады.

— Морг еще, — кинул веское слово Погодин.

Горохов на миг задумался, но Катков вмиг рассеял его сомнения, блеснув экспертными знаниями, хотя и не совсем по профилю (судебная медицина хоть и пресекается с традиционной криминалистикой, все же стоит особняком и специализируется на исследовании не следов, а людей, живых и мертвых):

— Температура в холодильной камере морга — примерно плюс два градуса, такой режим препятствует развитию гнилостных изменений, но к обледенению не приводит.

— А может, здесь какая-то секретная лаборатория в городе? — предположил Погодин. — Ставит опыты над людьми?

— Федор, — поморщился Горохов. — Не собирай ерунды.

— А что? — не сдавался тот. — Я в журнале «Наука и жизнь» читал, что для полетов к дальним планетам космонавтов хотят погружать в криосон. Ну это заморозка такая. Обменные процессы прекращаются, и люди не стареют. Совсем как наши потерпевшие.

— Федя, — фыркнул Никита Егорович, — Где космос и где Цыпинск? Чувствуешь разницу?

— А может, тогда кто-то проводит эксперименты по оживлению замерзших людей? — не унимался Погодин. — Какой-нибудь безумный ученый.

— Беляева поменьше читай, — язвительно бросил Горохов. — У того вообще голова разговаривает.