Ее происхождение.

Айтон подозревал, что именно в этом крылась причина настойчивости Чидлиса и его неприязни... почти ненависти к Элис. Тот малыш, которого выкрали и замучили по приказу герцога, был его младшим братом, и Сол буквально взбесился, когда узнал, кем приходится ли Норду новая альтэ Айтона.

Айт прекрасно знал о противостоянии между группами и группками в первом круге архов и хорошо представлял, что произойдет, если Сол раскрутит этот дело. Скандал объединит всех его недоброжелателей, а там эта шакалья стая устроит на него такую азартную охоту, что не спасут ни статус, ни доброжелательное отношение совета. Все перевесит железный аргумент — связь с дочерью первого врага Лагора, которая помогает этому самому врагу. А уж представить все как акт государственной измены, не составит особого труда.

Даже если, в итоге, ничего толком не докажут, совет предпочтет, для сохранения равновесия и собственного спокойствия, лишить его всех званий и запереть в родовом поместье. Без права покидать его часто и надолго. Что тогда станет с Элис и представлять не стоит.

Тьма неистовствовала, Чидлис давил, упорно добиваясь своего, и грозя привлечь дознавателей из крепости, где у него имелось немало сторонников. А в воспаленном мозгу крутился червячок сомнения, подогреваемый ревностью.

Элис не предавала, он уверен, но вот ли Парс... Проклятый щенок ли Парс, ее внезапно оживший жених... А, что, если он ей, действительно, дорог? Важнее, нужнее, ближе самого Айтона? Вдруг она не случайно отказалась продлевать договор и мечтает о встрече с суженым там, в родном имении, и счастливой совместной жизни?

При мысли об этом кулаки сжимались сами собой, а тьма начинала сочиться смертельным ядом. Но... Может, и правда, так будет лучше?

И Айтон решился.

Он отпустит ее, дав все, о чем они договаривались, и даже больше. Возьмет клятву с Чидлиса, поставив безопасность Элис условием своего согласия. Как бы то ни было, она его альтэ, и кроме него никто не вправе решать ее судьбу.

В Кайнасе Лис оставаться не стоит, он отправит ее в имение, все равно она собиралась туда возвращаться. Даст охрану, магов, пошлет с ней своего самого близкого доверенного человека. В тех местах сейчас спокойно, и чистые там давно не появляются — слишком близко от границы с Лагором. А он немного окрепнет, вернет себе должность, проведет собственное расследование и непременно докопается до истины.

Когда он увидел ее, уставшую, растерянную, несчастную, еле сдержался, чтобы не бросится навстречу. Закрылся тенями, чтобы она не поняла, как ему тяжело. И все, что он говорил тогда своей лисичке, не дав даже возможности оправдаться, предназначалось не ей, а Чидлису.

Да, он был уверен, что поступает правильно. Но в тот миг, когда с ее запястья исчез нхоран, ему показалось, что из груди вырвали сердце, оставив вместо него зияющую, кровоточащую рану.

То, что она потом сказала... Он помнил все, до последнего звука. Да и как забудешь, если Элис каждую ночь приходила в его сны, снова и снова бросая в лицо горькие слова?

— Дурак, — первое, что он услышал от Хвича, когда они наконец встретились.

Горгулу сильно досталось в том сражении, как и Мишу, дракону Тэйна, и теперь их опекали и лечили другие фамильяры круга.

— Я докажу ее невиновность, дай только встать на ноги, — Айтон потрепал Хвича по голове. Так, как всегда делала Элис. — А потом поеду к ней, в имение. Даже если она там с другим... Пусть просто выслушает...

— Не простит, — покачал головой горгул. — Ты не поверил, не поддержал. Отрекся. — помолчал и снова убежденно повторил: — Дурак...

Дурак...

Лис уехала, и мир померк, утратив все краски. Тьма бушевала, не желала успокаиваться, несмотря на все лечение. Хвич дулся и не разговаривал. Он тосковал, как и сам Айтон, ему тоже не хватало Элис.

Рядом постоянно крутилась Верена, заботливая, внимательная, ласковая. Она все эти дни разрывалась между ним и братом. Невеста... Высшая... Мечта любого алхора… Айтон видеть ее уже не мог. И повода прогнать пока не находил. Для него она теперь стала такой же безликой тенью, как все вокруг.

Он оживал только несколько раз в день, когда беседовал с Виастом. Ждал, считал мгновения, оставшиеся до связи, и дотошно выспрашивал у помощника все до мельчайшей подробности.

А однажды на рассвете Хвич исчез. Прямо на глазах изумленных целителей, пока лорд-протектор спал, погруженный в лечебный сон. Навострил уши, прислушался, глухо зарычал, угрожающе растопырил крылья, и растекся туманом, уйдя теневой тропой.

Горгул не вернулся ни через час, ни через два. Не откликался на зов, и местонахождение его Айтон не смог определить, как ни пытался.

Когда наступило время разговора с Виастом, на вызов тоже никто не ответил.

***

— Сани, долго мне еще ждать? Тебя только за Сахтаром посылать, а не в погреб за соленьями, — донесся со двора зычный зов Ларки, дородной горластой трактирщицы. Хозяйки постоялого двора, где мы остановились.

Мама застонала, заметалась, потревоженная этими криками, и я вскочила со стула, торопясь к окну.

Затворила рамы — будет немного душно, но зато хоть чуть тише, — прислонилась лбом к стеклу и замерла, прикрыв глаза. Вспоминая все, что произошло за эти дни.

То, что с теневой тропой не все в порядке, я поняла почти сразу, как нас затянуло с портал. Тьма не окружала плотной, надежной стеной, как случалось раньше. Она походила на рваное одеяло, сплетенное из тонкого полупрозрачного тумана и многочисленных прорех. С каждым ударом сердца дыр в этом ненадежном покрывале становилось все больше, а дыхание невидимого горгула — все тяжелее.

— Не смог… — прохрипел он, наконец, полузадушено. — Трое... Не вытянуть... Прости...

Голос фамильяра постепенно удалялся, прерывался, выцветал. Я рванулась на звук, потянулась к Хвичу свободной рукой, стараясь удержать, поддержать... Но пальцы наткнулись лишь на вязкую пустоту.

А потом сумеречное покрывало лопнуло, распадаясь на мелкие лоскутки, и мы полетели куда-то вниз.

— Ищи… Хозяина... Близко… — донеслось слабеющим эхом и все исчезло...

Очнулась я на краю какой-то поляны в высокой траве под деревьями, недалеко от дороги, узкой, плохо укатанной и совершенной пустынной. Рядом с мамой и Уной. Они так и не пришли в себя, а я...

До сих пор с содроганием вспоминаю, как тогда металась, не представляя, что делать. Лечить я не умела, не знала даже, стоит ли вынимать стрелу или этим я только наврежу. Хорошо хоть обе дышали, это немного успокоило, но о том, чтобы тащить их куда-то, не было и речи. Оставалась одна надежда — искать помощь, и я бросилась со всех ног по дороге, надеясь встретить хоть кого-нибудь или выйти к жилью.

Мне повезло. Довольно быстро я добралась до тракта, а потом и до постоялого двора на краю маленькой придорожной деревни.