Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
После письма 1922 года и стихотворения, посвященного Бунину, в сохранившихся бумагах писателей возникает эпистолярный пробел длиной шесть лет. За эти годы многое изменилось в судьбе Набокова. Прежде всего в 1925 году в Берлине Набоков женился на Вере Евсеевне Слоним (1902–1991), еврейке, бывшей петербурженке. Литературные дела Набокова в конце 1920-х годов обстояли весьма многообещающе.
Владимир и Вера Набоковы провели февраль – июнь 1929 года во Франции в Восточных Пиренеях. В открытке, посланной Бунину из Соура (в Арьеже) 11 мая 1929 года, Набоков признается, что с детства знает многие из стихов Бунина наизусть. Он даже заметил некоторые изменения, внесенные Буниным в новое издание стихов – по сравнению с дореволюционными изданиями:
.
Дорогой Иван Алексеевич,
благодарю вас за чудесный подарок. Второй день наслаждаюсь вашими стихами[56]; многие я с детства знаю наизусть (поэтому мне было жаль, что вы изменили «сидели колонисты по порогам…»)[57], читаю их, думаю о них и – конечно, это самое прекрасное, что было создано русской музой за эти тридцать лет. Я готовлю большую статью о них, для «Руля»[58]. Одно только плохо: книжка слишком маленькая, хотелось бы иметь еще и еще…
Мы с женой переехали в горы, думаем в средине июня вернуться в Берлин. Пишу новый роман и занимаюсь бабочками. Боюсь, что в Grasse заехать не удастся – а как хотелось бы.
Еще раз спасибо, жму вашу руку.
В ответном письме, которое, судя по всему, не сохранилось, Бунин пригласил Набокова навестить его в Грассе, городке в Приморских Альпах, где Бунины впервые сняли виллу «Бельведер» (Villa Belvédère) в апреле 1925 года. Вилла «Бельведер» стала их постоянной южной резиденцией до сентября 1939 года, за исключением периода жительства в Босолее (Beausoleil) в 1938–1939 годах[60]. Набоков не смог приехать, но 18 мая 1929 года ответил из Соура подробнейшим письмом, которое проясняет многие обстоятельства:
18. V. 29 Saurat (Ariège) Place des Tilleuls
Дорогой Иван Алексеевич,
вы очень меня растрогали вашим радушным приглашением . К сожалению, у меня довольно сложная история: мои энтомологические занятия задержат меня здесь до конца июня (мне дан заказ на экземпляры некоторых редких бабочек, которые водятся высоко в горах, в определенное время года)[61]. А затем придется спешно ехать в Берлин, денег хватит только как раз на возвращенье. Мне была бы такая радость видеть вас, говорить с вами, от этого очень тяжело отказаться. Меня утешает только мысль, что, быть может, осенью я опять попаду на юг и тогда уж не промахнусь, – посещу Грасс…
Я все-таки продолжаю утверждать, что стихов – мало. Дело в том, что выраженье «Избранные стихи» Бунина значит «полное собранье стихов» Бунина. Где обезьянка, пьющая воду (какая жарища в этом стихотвореньи!..)[62], где звезда, качавшаяся в темном пруду[63], где «…пискнула и села на подоконник…»[64], где млеющий в золотом лунном свете тополь[65], – и много-много других дивных стихов? Должен, кстати, покаяться перед вами: просматривая черновик уже отосланной рецензии, я заметил, что привел один ваш образ из стихотворенья, не включенного в книжку[66].
Я совершенно точно определил «цветную бабочку в шелку»[67] (вы единственный русский поэт, разглядевший бабочку – она упоминается Пушкиным, – в связи со школьником[68], – и Фетом[69] и Майковым[70] – но это очень поэтическая бабочка – в свободное время, ласкающаяся к лилии). Ваша бабочка – несомненно Vanessa urticae, крапивница, – и в этом ее «шорохе» и в этом «голубом» потолке[71], – все русское лето. Орнитолог вам то же бы написал о ваших птицах.