Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письме от 25 мая 1929 года Фондаминский убедительно просит Вишняка повысить гонорары Набокова: «Сирин выдвинулся в первые ряды заграничных писателей и стоит 500 фр. »[103]. В течение года Фондаминский, который близко связан с Буниным узами дружеских и литературно-общественных отношений, превратится в главного парижского глашатая таланта Набокова.
Письма Набокова к Бунину, отправленные в 1929–1931 годах, полны нежности и почтения. В декабре 1929 года Набоков посылает Бунину экземпляр книги «Возвращение Чорба: Рассказы и стихи» (илл. 2). Надпись Набокова, сделанная в декабре 1929 года в Берлине на экземпляре «Возвращения Чорба», отчасти обманчива. К концу 1929-го уже публиковался третий роман Набокова «Защита Лужина», прославивший писателя и сразу выдвинувший его в первый ряд русских писателей эмиграции.
Ивану Бунину
Великому мастеру
от прилежного ученика
В. Набоков
Берлин XII. 29[104]
24 декабря 1929 года Вера Бунина отреагировала на книгу и на надпись: «Книга Яну от Сирина. Мне понравилась надпись: “Великому мастеру от прилежного ученика”, он не боится быть учеником Яна, и, видимо, даже считает это достоинством, – вот что значит хорошо воспитан»[105]. В декабре 1929 года близкий друг Бунина, писательница Галина Кузнецова, записывает в дневнике: «Сирин прислал книжку только что вышедших рассказов. Читаем ее вслух. Очень талантлив, но чересчур много мелочей и кроме того есть кое-что неприятное. А все-таки никого из молодых с ним и сравнивать нельзя!»[106] 25 декабря 1929 года в дневнике Буниной появляется такая запись:
Вчера прочли 2 рассказа Сирина. «Возвращение Чорба» – заглавие хуже всего. Рассказ жуткий, много нового, острого, но с какой-то мертвечинкой, и как он не любит женщин. «Порт» – много хуже и о русских пишет почти как иностранец. Хорош Марсель. А сегодня «Звонок» – очень хорошо! Но жестоко и беспощадно. Он умеет заинтересовывать и держать внимание. Фокусник сидит в нем, недаром так хорошо он изобразил его в «Карт Эльфе». Второй рассказ «Письмо в Россию» – хорошо, но пишет он о пустяках. Мы попросили потом прочитать Яна «Несрочную весну». – Нет, Сирину еще далеко до него, не тот тон, да и не та душа[107].
Каждый день в последних числах декабря 1929 года Бунина отмечает в дневнике реакции на чтение рассказов из книги Набокова. Вот несколько фрагментов:
26 декабря 1929 г. Читали два рассказа Сирина, «Сказка» и «Рождество». «Сказка» – написанный очень давно, поражает своей взрослостью. И как чудесно выдумал он чорта, – стареющая толстая женщина. Как он все завернул, смел очень. А ведь почти мальчишкой писал. Да уж очень много ему давалось с детства: языки к его услугам, музыка, спорт, художество, все, все, все. О чем бы ни хотелось писать, все к его услугам, все знает. Не знает одного – России, но при его культурности, европеизме, он и без нее станет большим писателем. «Рождество» – лиричнее, и потому слабее, не в лирике у него дело, но бабочк написана превосходна, молодец!
27 декабря 1929 г. Два рассказа Сирина. «Гроза» – слаб, а «Бахман» очень хорошо! Сирин тонко знает музыку.
28 декабря 1929 г. Вечером обычное чтение. «Подлец».
29 декабря 1929 г. Вечером опять Сирин. «Пассажир» и «Катастрофа». Как у него всегда работает воображение, и как он всегда и все высматривает со всех сторон и старается подать самое простое блюдо, приготовленное по-новому. Это вечное искание и интересно. «Сквозь Proust’а он прошел», да я думаю не только сквозь Proust’а, а сквозь многих и многих, даже утерял от этого некоторую непосредственность, заменяя ее искусностью, а иногда фокусом.
30 декабря 1929 г. Кончили Сирина и жаль последние рассказы «Благодать» и «Ужас» – очень противоположны, но оба хороши. В «Благодати» даже новая нота – примирение с миром. Что это – случайность? Или он поедет когда-нибудь по этому пути? Во всяком случае – писатель он крайне интересный, сочетавший все последние достижения культуры запада с традицией русской литературы и даже с âme slave . Он войдет в европейскую литературу и там не будет чужд. А Сирин, мне кажется, не имеет этой чуждости, Россия у него на втором плане, на первом общечеловечность. « Эльфа» пропустили, т к уже читали[108].
25 января 1930 года Фондаминский писал Бунину: «Все очень хвалят Сирина»[109]. Меньше чем два месяца спустя, 14 марта 1930 года, Фондаминский обратился к Бунину с настоятельной просьбой: «Я Вас очень прошу написать одну страничку (или даже меньше) для “С з” (до 28-го) о Сирине “Возвращение Чорба”. Я считаю, что это Ваш долг обратить на Сирина внимание публики. Прошу Вас это сделать»[110]. Уже на следующий день, 15 марта 1930 года, Фондаминский сообщал Марку Вишняку: «Я просил Ивана Алексеевича написать страничку для “СЗ” о “Возвращении Чорба” Сирина. Это надо обязательно, ибо Сирина совсем замалчивают или несправедливо ругают (Адамович). Если ИА не согласится, попроси Осоргина. Обязательно сделай это»[111]. Бунин не согласился. Рецензию на книгу рассказов и стихов Набокова «Возвращение Чорба» написал для «Современных записок» Марк Цетлин (Амари). В ответ на экземпляр сборника «Возвращение Чорба» в феврале 1930 года Бунин прислал Набокову экземпляр только что изданной книги «Жизнь Арсеньева: Истоки дней» (1930) – первые четыре части своего единственного, незавершенного романа – с дарственной надписью. Незадолго до этого Набоков с энтузиазмом отозвался на журнальный вариант романа в обзорной рецензии[112]. В 1930-м Бунин и Набоков обменялись фотографиями. Прозвучала ли дарственная надпись Бунина, сделанная 6 февраля 1930 года на изданной в Париже книге «Жизнь Арсеньева: Истоки дней» (илл. 3), как признание набоковского таланта?
