велосипеде, и на каждом светофоре мы догоняли Александра, который ехал на скутере с Лу. Три разных средства передвижения, да еще в такой день, как-то это нелепо. Я знаю, что на метро было бы непрактично, но удивляюсь, что позволила Александру организовать все так и не настояла, чтобы взять машину. Наверно, поддалась его страху, что не найду, где ее припарковать. Я не помню, как доехала до улицы Фальгьер, и тем более – как привязала велосипед у дома 25. Однако мне хочется верить Габриэлю, который утверждает, что мы разделили одно противоугонное устройство. Зато я помню, с точностью, которая остается мучительной и через годы, ладошку Лу, скользнувшую в мою ладонь, когда мы ждали лифта, чтобы подняться на четвертый этаж, следуя указаниям охранника. Невообразимая сила, которую передала мне эта ручонка, окрылила меня. Пальцы сцеплены, и мне уже не так страшно. Я присела, чтобы обнять эту крошку ростом с ноготок. Я думала, что она так же напугана, как я, но я ошибалась. Я поняла это по словам, которые она прошептала мне, приставив руку ракушкой к уху, чтобы удостовериться, что никто больше не услышит. Тихо-тихо, своим голоском, который сразит дракона и спасет заточенного в башне принца, она сказала мне, чтобы я не волновалась. Это не было привычное не парься, которым она перебрасывается с братом до пятнадцати раз в день. Нет, она очень серьезно прошептала: Не волнуйся, мама, и неожиданное отрицание в этом властном приказе повергло бы меня в панику, не будь он украшен ее улыбкой, ее безмолвной нежностью, ее храбростью и неизбывной радостью жизни. Ты лучшая мама в мире, вот что я скажу тетям, добавила она. Нам пришлось расцепить руки, чтобы войти в лифт, но ее фраза осталась со мной. Она держала меня всю эту встречу, которая, казалось мне, никогда не кончится.

Александра же пометило каленым железом другое – приход мадам Трагик и мадам Брюн в приемную, где мы сели, назвав нашу фамилию. Мы знали, что они не заставят долго ждать, много дней мы готовились к встрече, однако Александру это показалось видением. Они вошли бесшумно. Вместе, одновременно, в ногу. Как один человек. Александр не различает больше ничего, кроме этой двуглавой гидры, его глаза ослепли. Фары в лицо, мне тоже так кажется, я уже загипнотизирована. Как в «Книге джунглей», которую ты знаешь наизусть, моя Лу. Когда Каа смотрит в глаза Маугли, в его зрачках переливаются цвета удавьих глаз; тысяча кругов, желтый-фиолетовый-зеленый, сменяют друг друга с бешеной скоростью, фиолетовый-зеленый-желтый, желтый-зеленый- фиолетовый, и это головокружительное цветовое дефиле прекращается, только когда мальчик впадает в глубокий сон, убаюканный песенкой, которую мадам Трагик и мадам Брюн тоже напевают в уме, я в этом уверена, потому что слышу, как она звучит и в моей голове: Главное – доверие, верь мне, и я позабочусь о тебе, Улыбнись и будь со мной, Отпусти свои чувства. Вот в этот момент я теряю разум и больше себе не принадлежу. Одна из социальных помощниц, полагаю – и я права, – что это мадам Трагик, здоровается с нами и говорит: Прошу следовать за мной. Фразочка полицейского. Я помню, что задалась вопросом, играет ли она роль доброго или злого. Александр идет первым. Я сторонюсь, пропускаю детей и смотрю на них. Первым делом я вижу не бледность мадам Трагик, нет, не ее орлиный взор, острые когти, покрашенные красным лаком, которыми она, должно быть, мечтает выцарапать нам глаза, не ее животик, обтянутый свитером, который колется даже на расстоянии и под которым я угадываю бюстгальтер, стиснувший грудь. И не худобу мадам Брюн, не выпуклости под слишком широкой одеждой, круги под глазами и тонкий нос. Нет, что бросается в глаза, так это странность их дуэта на манер Лорела и Харди, ты толстый, а я тщедушный. Парочка показалась мне такой несуразной, что я почти представила себя в фильме. На стенах их кабинета выстроились в ряд большие буквы слов, написанных стыдом и кровью: НИЧТОЖНАЯ НИКУДА НЕГОДНАЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ В ОПАСНОСТИ ЛОЖЬ ПОБОИ БРАНЬ УГРОЗЫ. Я как раз спрашивала себя, которая из двух могла пришпилить эти баннеры, и готова была поставить на мадам Брюн, когда Александр положил ладонь на мой локоть: Амели писала о домашнем насилии, представьте себе! Потому ли, что эти постеры и на него произвели впечатление, или просто чтобы умаслить социальных помощниц, он сделал это объявление, едва познакомившись, едва устроившись в белом пластиковом кресле? Понятия не имею. Когда мы заговорили об этом много позже, когда прокрутили фильм с самого начала, чтобы разобраться, он признался мне, что и сам не знает. Мадам Брюн сделала вид, будто ей интересно, Вот как? Александр счел нужным уточнить: Да, в «Отсечь», своем первом романе. Я ошеломлена, но у него даже голос не дрогнул. Да что на него нашло? Выложить это вот так, с порога. Как будто эта информация может нас оправдать. Неконтролируемая дрожь. Ладно, начнем, если вы не против, объявляет мадам Трагик, напоминая, что она здесь главная, она решает, на какие темы пойдет разговор, только она и никто другой. Вы знаете, почему вы здесь? – спрашивает она нас. Я киваю, и она понижает голос, чтобы спросить меня едва слышным шепотом, знают ли и дети причину. Это глупо, но оттого, что она так шепчет, как будто дети могут не услышать, хотя они совсем рядом, сидят почти на полу, на смешных стульчиках из светлого дерева для Маленького Мишутки, на которых Габриэль вынужден скорчиться и скрутить ноги штопором и даже Лу трудно усидеть своими мини-ягодичками, впору сойти с ума. Вот так, значит, тебя вызывают в Защиту детства с детьми, ты ночей не спишь, днями напролет спрашиваешь себя, как будешь им все объяснять, все травмированы, и в день Х эта дамочка смотрит на тебя сверху вниз и говорит шепотом перед мелкими, как будто это секрет, которым только со взрослыми можно поделиться. Нет, простите, этого я не понимаю. Я пытаюсь сдержаться и сама не знаю, как гнев прорывается наружу. Вот я и сорвалась, а ведь давала себе слово сохранять спокойствие. Колпак с ослиными ушами, вот все, чего я заслуживаю. Это вырвалось невольно: Вы можете говорить нормально, знаете, дети вас слышат. Мадам Трагик хмурится. Туше. И задирает нос еще выше. Не стоит повышать голос, мадам Кордонье. Мы здесь, чтобы провести расследование вследствие поступившего нам звонка и убедиться, что все в порядке. Конечно, отвечает Александр, чтобы успокоить страсти. Итак, как