— Нет! — вскричал Инь Шэчи. Отступив на шаг, он скрестил руки на груди, всем своим видом выражая непреклонность. — Я не могу стать причиной смерти моего благодетеля! Было бы великой подлостью, и величайшей неблагодарностью забрать вашу ци, а вместе с ней — жизнь. Прошу вас, учитель, оставьте этот дар себе, или, хотя бы, придумайте способ передать его, не убивая себя, — он умоляюще воззрился на Уя-цзы.

— Ну, это… — растерянно закряхтел тот. — Можно, к примеру… — он замолчал, глядя на ученика с неуверенностью, столь необычной для его величественного вида.

— Я медленно умираю, Шэчи, — вновь заговорил он, грустно и тихо. — Все эти десятилетия, я жил лишь надеждой на месть, на исправление моих ошибок, на возрождение моей секты. Во мне не осталось ничего, кроме усталости. Передав тебе мою силу, всю, до капли, я обрету покой. Исполни мои последние просьбы, и поставь мою духовную табличку[4] в своем доме — вот все, что мне нужно, — горько закончил он.

— Не стоит сдаваться, учитель, — с горячностью возразил юноша. — Разве вы не хотели бы увидеть своими глазами мои успехи, моих учеников, возрождение секты? Господин Су… то есть, старший брат… заботится о вас, не так ли? Пусть его целительских умений недостаточно, чтобы излечить вас, разве он не может облегчить вашу жизнь? Ведь даже сельские доктора знают снадобья и акупунктурные техники, могущие унять боль и придать бодрости. Прошу вас, учитель, не нужно умирать, чтобы сделать меня сильнее, — добавил он, видя, что Уя-цзы колеблется. — Силу может обрести каждый, но достойные люди не так уж и многочисленны под небесами. Вы ведь уже придумали способ избежать смерти при передаче силы, верно?

— Ты слишком проницателен, — проворчал старец с притворным недовольством. — Мне достаточно вовремя остановиться, чтобы не истощить свою ци полностью, и остаться в живых. Но пойми, Шэчи, если я не передам тебе всю свою силу, ты не сможешь сражаться на равных с моим предателем-учеником, а на реках и озерах для тебя прибавится опасностей…

— Это всего лишь значит, что я не стану бездумно бросаться на них, — поспешно вставил юноша, и тут же потупился. — Простите мою дерзость, учитель.

— Ничего, — доброжелательно махнул рукой тот. — Тобой ведут благие побуждения. Что ж, ты убедил меня, — Инь Шэчи облегченно вздохнул. После кончины несчастного Лю Дэхуа, даже мысль о том, чтобы оказаться причиной еще одной смерти невиновного, казалась ему невыносимой.

— Я передам тебе свою ци, и сделаю главой секты, — тем временем, говорил Уя-цзы. — Посмотри на это кольцо, — он протянул юноше серебряный ободок изящной работы, украшенный драгоценными каменьями. — Оно — знак главы.

— Разве не лучше было бы передать его брату Су? — недоуменно нахмурился Шэчи. — Ведь он — мой старший[5].

— Су Синхэ слишком увлечен искусствами и ремеслами, и не желает вести дела секты, — со вздохом ответил старец. — Ты же молод и полон сил. Я надеюсь, что твои деяния, как главы, прославят секту Сяояо.

— Пока что, я не прославил никого и ничего, — возразил Инь Шэчи. — Да и вы раздумали умирать. Оставайтесь нашим главой, и назначьте преемника согласно заслугам. Я не хочу присваивать подобные почести, — Уя-цзы покачал головой, не скрывая довольной улыбки.

— Я все же сделаю тебя наследником, — произнес он. — О лучшем ученике я не мог и мечтать: ты сведущ в Четырех Искусствах, твой ум остер, а сердце — сострадательно, — замолчав на мгновение, он продолжил, тяжело и недобро:

— Запомни: имя твоего бывшего старшего, моего второго ученика — Дин Чуньцю. Искалечив меня, и вынудив Синхэ скрываться, он обокрал нашу секту, и основал свою. На реках и озерах его знают как Старого Чудака Озера Синсю. Он и его ученики — не более, чем грабители и убийцы, принесшие много горестей простому люду. Мой тебе наказ — убей его. Отомсти за мои раны, и забвение, по его вине постигшее секту Сяояо. Прекрати его злодеяния навсегда.

— Повинуюсь, учитель, — четко и твердо произнес Шэчи. Хоть он и был легкомысленным юношей, доселе убивавшим разве что насекомых, он не мог, да и не хотел отказывать учителю и благодетелю. Наказание злодеев никогда не казалось ему дурным делом.

— Второй мой наказ тебе — отыщи утерянные знания секты, — возобновил свою речь Уя-цзы, без прежней злобы в голосе. — Часть из них хранит моя сестра по оружию, Ли Цюшуй. Вот, возьми ее портрет, — вынув из-за пазухи небольшой свиток, он передал его юноше. — Ты найдешь ее в окрестностях горы Улян, что в царстве Да Ли. В одном из ее склонов есть тайная пещера, — на благообразном лице старца вдруг проглянуло смущение, — некогда служившая прибежищем нам обоим. Цюшуй поможет тебе в твоих начинаниях, и передаст знания секты, — он замолчал, глядя вдаль с толикой грусти в глазах, и даже не заметил почтительного кивка ученика.

— Слушай же мой третий и последний наказ, — вновь заговорил он, и в голосе его снова послышалась та мощь, что потрясла Инь Шэчи совсем недавно. — Имя секты Сяояо не должно быть забыто. Помни наш девиз: «пересекая небо и землю, правя пятью стихиями, не ведая преград, не зная забот»! Верни нашей секте былую славу, наследник, и восстанови ее доброе имя! — голос старца гремел воинскими барабанами, заполняя воздух тихой горной долины.

— Повинуюсь, учитель! — прокричал юноша, захваченный торжественностью момента.

— Хорошо, — голос Уя-цзы вновь был спокойным и негромким. — А теперь, подойди. Я дам тебе силу, достойную наследника секты Сяояо.

Взобравшись на валун, Инь Шэчи устроился рядом с беловолосым старцем, с ожиданием глядя на него. Тот поднял правую руку, сухую и тонкую, и устроил ее на макушке юноши, рядом с увязанными в узел волосами. Всего на пару мгновений застыл он в полной неподвижности, смежив веки. Вновь открыв глаза, Уя-цзы отнял ладонь от склоненной в почтении головы Шэчи, и тяжело, с хриплым присвистом, выдохнул. Привлеченный этим звуком, юноша поднял взгляд, и едва успел подхватить заваливающегося на бок старца. Осунувшийся и побледневший, тот больше не выглядел сошедшим с облаков бессмертным: на руках у Инь Шэчи лежал глубокий старик с трясущимися пальцами, тонкой, словно старый пергамент, кожей, и мутными глазами.

— Вам нужна