Поняв, что говорить со мной она больше не хочет, я пожелала ей удачи и ушла.

Я ехала домой и вела машину очень осторожно, потому что мне было о чем подумать.

Поужинав, я сварила себе кофе и перебралась в комнату.

«Где же мне искать концы в этой истории?» – думала я.

Всей правды мне Самвел с Иваном не сказали, но и словам Сусанны верить было нельзя, потому что сама она ничего знать не могла – ее тогда еще на свете не было, значит, повторяет слова Рузанны, которая ненавидела Ашота.

Едины они было в одном – родственников у Луизы не осталось. Но кто же тогда может претендовать на наследство? Оставалось надеяться, что результаты анализов внесут в эту историю хоть какую-нибудь ясность.

Я собралась включить телевизор, чтобы немного отвлечься, и тут раздался звонок – это был Венчик.

Услышав его тусклый безжизненный голос, я тут же насторожилась.

– Матушка! Я уже обратно в автобусе еду. Узнал я тебе все, – сказал он и тяжко, со всхлипом вздохнул.

– Венчик! Что случилось? – забеспокоилась я, но он не ответил. – Алло! Ты слышишь меня? Езжай в квартиру моей бабушки! Алло! – уже орала я и, получив в ответ невнятный всхлип, отключила телефон.

Какого черта я переоделась в домашнее!

Проклиная собственную тупость, я в авральном темпе собралась и выскочила из дома.

Когда я подъехала к дому бабушки, Венчик меня уже ждал. Вид у него был до того удрученный, что я испугалась, не заболел ли он, и на всякий случай надела новую маску – их у меня в сумке целая упаковка была.

В квартире я быстро заварила ему чай, нашла в шкафу начатую пачку печенья, поставила все перед ним и попросила:

– Рассказывай! Только очень прошу: не философствуй! Давай по делу!

– Ну, матушка, был я в этом поселке и вот что тебе скажу: скоро новые русские нас вообще со свету сживут. – Я наступила на горло собственной песне и смолчала. – Нашел я, значит, этот дом. Все правильно, Вячеслав Федорович Кузьмичев там жил. Но тут вот какое дело. Дом стоит пустой, а вокруг него еще четыре дома, где люди живут. Только эти пять домов и остались от прежнего поселка. Ну я и зашел в один, во второй, в третий… Везде с людьми поговорил… В общем так, Кузьмичев всю жизнь при больших деньгах был. Жена его, Ирина, выжига была еще та, ей, кроме денег, ничего на свете не было нужно. И дочку Нинку такой же воспитала. Кузьмичев горбатился всю жизнь, прямо по краю ходил, всей радости у него было в саду покопаться. Дочь свою он замуж выдал, квартиру ей купил, машину дорогую справил, на хорошую работу устроил и всегда деньгами помогал. А тут взял и на пенсию вышел. Я все спрашивал, что же он от таких денег-то ушел. А мне говорят, что в новую жизнь не вписался, с техникой не дружил.

– Смысл уловила, – кивнула я. – Дальше.

– И стали они с женой на пару в саду ковыряться. А потом новые русские начали дома в поселке скупать. Да еще и угрожали при этом, что, мол, добром не продадите, так спалим. А люди там из поколения в поколение жили, это их дом, это их земля. Ну кто добровольно продал, кто добровольно-принудительно, в общем, остались только вот эти пять домов. Да и то потому, что Кузьмичев стеной встал и сказал, что продавать не будет. А мужик-то, который на его дом зарился да на соседние, непростой будет, люди говорят, на трех машинах раз приезжал. Сам весь такой гладкий, холеный, а при нем быки такие, что «БЕЛАЗ» об них споткнется. – Я сцепила зубы и шумно дышала через нос, но Венчик был так расстроен, что даже не заметил этого. – Только, видать, Кузьмичев какое-то слово заветное им сказал, потому что уехали они несолоно хлебавши. Ну соседи и рады, что не придется им с насиженного места сниматься. А мужику этому приезжему, ему же их четыре дома не нужны, если Кузьмичев свой продавать откажется. – Я уже прыгала на своем горле, но пока еще держалась. – Ему же весь участок целиком нужен. Аккурат же с краю стоят все пять домов. И решил мужик этот приезжий через Нинку действовать, а у той только деньги на уме. Пересеклись они, и повадилась она к родителям приезжать и скандалить. А они уперлись и наотрез продавать отказались. А тут беда приключилась. Ирка хоть и стерва была, но ведь человек же.

– Я знаю, что она в феврале умерла.

– Так Нинка же ее и довела. Начала скандалить, а мать хлоп – и на полу уже. Перенесли на кровать, «Скорую» вызвали, и Нинка смоталась. А «Скорая» только под утро приехала – инсульт. Причем такой, какой и не вылечить. В общем, скончалась Ирина. Один Кузьмичев остался. Ну и опять Нинка на него наседает.

– Ты выяснил, кому сам дом принадлежит?

– А как же! Так Ирке же и принадлежал! У Кузьмичева ничего своего там нету. Я же говорил, что Ирка с Нинкой, кроме денег, ничего знать не хотели.

– Не поэтому, Венчик, – покачала головой я. – Ты же сам сказал, что Кузьмичев по краю ходил. Дела они с еще одним человеком творили не самые законные, вот он и побоялся, что если посадят его с конфискацией, то с него и взять-то нечего, и все семье останется. Ну ладно, дальше что?

– Так в феврале она померла, а в августе-то полгода было, можно вступать в права наследства, а наследников двое: Кузьмичев и Нинка. И начала она отца терроризировать, чтобы он отказался от наследства в ее пользу, а она ему квартиру купит. А он ни в какую! Постоянно она приезжала и скандалила, да еще и муж ее, Лешка, тоже наседал. Говорят, один раз у Кузьмичева с ним до рукопашной дошло. Хорошо, что соседи вмешались. Ну вот, а тут и тепло подоспело. Окна у всех открыты были, люди по садам, по огородам кверху задом над грядками хлопочут, а тут Нинка опять приехала и опять скандалить. Вот люди и слышали, как она кричала, что его, отца то есть,