Вальгард? Раз Эймунд назвал моё имя, значит, прознал и о статусе отца: многие бы не упустили возможности получить оплату от хэрсира за спасение его дочери.

— Мне не нужно золото, — потрёпанный плащ, стёртый рисунок на наручах и сапоги со сбитыми носами — золото явно не помешало бы Эймунду, но гордость, звенящая в стальном голосе, заглушала шёпот нужд. Странный человек. — Но в благодарность сделай милость, недоведущая: не попадайся больше в неприятности. А теперь уходи — нечего здесь сидеть. Сокола вёльве покажи, выходить должна.

Я взглянула на птенца: что в нём выдавало сокола — не понимала, но словам поверила. Вальгард с Рефилом точно скажут: они ни раз ходили на охоту вместе с ловчими птицами и отправляли тех в разведку. Осторожно поднявшись, я нерешительно замерла, не решаясь подходить ближе к колдуну. Никогда прежде не доводилось видеть подобных ему, а здесь будто сами Норны судьбы спутали. Любопытство подначивало задать сотню вопросов, и я рискнула:

— Расскажите, что произошло на пристани? Пожалуйста.

Эймунд оторвался от созерцания мёртвых птиц и выпрямился во весь рост. Смоляные волосы волнами спускались на плечи, сверкая серебряными бусинками, притаившимися среди прядей. Тёмная верхняя накидка сочеталась со штанами и резко контрастировала с синей рубахой. Широкий кожаный пояс украшали руны и несколько сумок и мешочков, в которых наверняка хранились травы и амулеты. Пара кинжалов и длинный меч добавляли суровости.

— Ведущим опасно пренебрегать зовом сейда, — терпеливым, мягким тоном произнёс он, будто объяснял непутёвому ребёнку. — Ты убегаешь от него, не желаешь учиться и понимать. Продолжишь — сойдёшь с ума от подобных приступов. Или умрёшь раньше, учитывая твою удачу.

Я прикусила щёку изнутри, не желая поддаваться на глупую провокацию, и переменила тему:

— Вы сказали, что птицы отравлены. Разве это возможно?

Эймунд тяжело вздохнул, снизойдя до пояснений:

— А ещё я сказал, чтобы ты уходила прочь, но разве ты слушаешь? — он брезгливо взглянул на птиц. — Раз упомянул яд, значит, так оно и есть. Чуешь вонь? Так пахнет гнилая печень волка, в которой измазаны вороны. Бешенство и хворь — первое, что можно наслать так. Однако перья птицы покрыты жжённым порошком трав, что уже интересно. Вопрос, Астрид, кому это всё было предназначено? Человеку или этому птенцу, что встал на пути у воронов? Но прежде, чем ты успеешь ляпнуть ещё что-то, прошу: уходи. Или заставлю потрошить птиц вместо меня, а после гадать на их внутренностях.

И, взглянув на моё лицо, Эймунд громко захохотал. Не желая испытывать его терпение, я поспешно проговорила:

— Благодарю за объяснения, господин. Мне действительно пора, — я заправила бурдюк за пояс, глубоко поклонилась на прощание и, прижимая сокола к груди, поспешила прочь под пристальным взглядом колдуна.

Уже смеркалось: я и не заметила, как в лесу пролетело время. По пути домой приходилось плутать по улочкам и дворам, не рискуя попадаться на глаза зевак. Их любопытный и праздный взгляд наверняка бы засмотрелся на грязную и порванную одежду, порождая очередную порцию сплетен о «колдунье Астрид». Сокол мирно спал, но пренебрегать советом Эймунда было опасно, однако сомнения душили: как объяснить Тьодбьёрг запекшуюся кровь? Сказать, что колдовала сама — не поверит и будет права. В раздумьях я топталась на развилке позади домов знатных господ, и когда всё же решилась повернуть к дому вёльвы, увидела Вальгарда. Злого. В своих излюбленных сине-чёрных одеждах и широком плаще, развевающемся при каждом шаге, он всегда походил на грозовую тучу, но сейчас от него так и разлетались искры.

— Ты что тут делаешь? — прошипел он, явно желая прочитать нотации, но тут же осёкся, заметив птицу и кровь на одежде. — Астрид, что случилось?

Его серые, будто лёд, глаза полнились беспокойством, что мне стало стыдно: опять принесла неприятности.

— Я гуляла в лесу и услышала крик: малютку пытались загрызть вороны. Я не могла пройти мимо, Вальгард. Ну а когда ринулась вытаскивать птенца, то они напали на меня.

Брат нагнулся, осматривая сокола, а позже осторожно прикоснулся к порванному плащу.

— Как остановила кровь?

— Мне помогли, — призналась я. Врать не хотелось. — Прошу, не спрашивай, кто и почему — я расскажу позже. Сейчас важнее отнести птенца к Тьодбьёрг, поэтому пойдём скорее.

Вальгард покачал головой.

— Поступим иначе: я отнесу птенца, а ты идёшь домой и приводишь себя в благопристойный вид. Проклятие, Астрид! — он запустил руку в густые тёмные кудри — верный знак, что брат злится. — Рефил же предупреждал тебя, что сегодня пир в честь гостей из Хваланда, а ты опять сбежала. Отец крайне недоволен, Астрид.

Я виновато посмотрела на брата: мне опять достанется, а он не сможет защитить меня.

— Иди домой и поторопись. Поговорим позже. И, пожалуйста, в этот раз не натвори ничего, — и он ушёл, забрав у меня птенца.

Глава 3

Небо гневалось от ударов Тора, обрушаясь на землю хлёстким ливнем и буйным ветром. Молнии освещали хмурые скалы и закравшуюся тьму пролеска. Вдали бесновалось море, утягивая на дно добычу с берегов.

Непогода застала нас возле старого храма — единственное, что уцелело после пожара в Опустошённом хозяйстве. Жизнь в городе прельщала далеко не всех, и многие селились по всей западной, восточная преимущество была изрезана скалами, части Хвивальфюльке большими группами, возделывая землю на протяжении поколений. Каждую осень в столицу тянулись возы с собранным урожаем, а обратно возвращались телеги с тёплыми одеяниями, животными, оружием, мотыгами, серпами и трэллами.

Так, недалеко от палисада Виндерхольма двадцать лет назад поселился один богатый бонд, который устал от вечного шума прибоя, уличной брани и толкотни. Найдя плодородный участок земли, он вместе с трэллами возделывал поле, собирал урожай и ухаживал за животными. Вскоре его семья разрослась, работников стало больше, и дела пошли в гору, а золото вместе с серебром постепенно копились в сундуках, спрятанных в неприметной пещере близ хозяйства. В благодарность за счастье и достаток бонд построил небольшой храм, заказав у лучших мастеров статую Всеотца. Однако богатство способно извести даже самое чистое сердце: сын бонда пал в азарт и связался с разбойниками — бандой из Змеев, как поговаривали знатоки сплетен. Пьяные сборища, забавы на пирсе с тир, бои без правил, воровство и серебро, что утекало подобно элю на пиру — юноша оказался по уши в долгах. И когда пришёл час уплаты, негодяй сбежал, обчистив тайник в пещере. В наказание и назидание другим Змеи вынесли сожгли амбары. Пламя быстро перекинулось с одной постройки на другую, забирая с собой жизни несчастных. Спустя пару дней сына