С другой стороны, ему и в самом деле нужно было отлежаться. И симпатичное личико дочери лекаря никак не сказалось на его решении.

Ну… почти никак.

Месяц святого Огюста Зодчего

год 973 от Великого Собора

Когда у человека много друзей — это замечательно. Правда, зачастую в один не совсем не прекрасный момент выясняется, что далеко не все те, кто считался таковыми, являются ими на самом деле. В лучшем случае — это просто приятели. В худшем… в худшем и вовсе пакостно иной раз выходит.

Другое дело знакомые. Знакомые — это связи. Знакомые — это возможности. Да, они могут быть весьма назойливыми, но кто из нас без греха? Я и сам, чего уж там, не самый приятный в общении человек. А куда деваться? Работа такая…

Немного поразмыслив, первым делом я решил наведаться в «Рваный парус» — средней паршивости забегаловку, в задней комнате которой владельцами заведения устраивались карточные игры с очень и очень приличными ставками. Заправлявший там толстяк по прозвищу Ленивец обладал просто феноменальной способностью ловить шулеров за руку, но иногда — крайне редко и лишь когда на кон ставились целые состояния, — закрывал на эти шалости глаза. Конечно же не просто так закрывал, случайным людям за его столом ничего не светило.

Впрочем, о нечестной игре знали лишь те, кто участвовал в этом весьма доходном дельце, а потому репутация Ленивца продолжала оставаться незапятнанной. Болтуны же обычно имели обыкновение отправляться через люк в одной из комнат «Рваного паруса» прямиком в канал. С солидным грузом на ногах, разумеется.

— Знаю я этот гадюшник, — кивнул Пьер, когда услышал, куда именно нужно нас с Джеком доставить. — Здесь недалеко…

— На соседней улице практически, — подтвердил Пратт.

— Доводилось бывать? — заинтересовался я.

— Не мне. Одному товарищу, которому по рангу этого делать не полагалось.

— И?

— В итоге товарищ оказался нам вовсе не товарищ, — пожал плечами Джек. — Из окна выпал.

— Сам?

— Сам конечно, — хохотнул Пьер. — Вешаться он наотрез отказался…

— Вот что, Джек, — нахмурился я. — Ты меня на улице подожди тогда.

— А что такое? — выбрался из пролётки рыжий пройдоха, когда Пьер остановился неподалёку от «Рваного паруса».

— Если тебя примут за шпика, со мной точно никто разговаривать не станет.

— Издеваешься? — потеребил серьгу в ухе Пратт. — Это я-то на шпика похож?

— Больше, конечно, на сутенёра…

— Ты бы попридержал язык!

— Ладно, пошли, — сдался я. — Но там — молчи. Понял?

— Договорились.

Скучавший на входе вышибала на нас даже не глянул. Да оно и не мудрено — время по меркам местных завсегдатаев было детское и заведение пустовало. Остаётся надеяться, что Ленивец уже на рабочем месте. Не ждать же его тут до ночи…

— Чего изволите? — оживился при нашем появлении протиравший грязным полотенцем посуду за стойкой бара какой-то молоденький парнишка.

— Стаканчик бренди, — заказал усевшийся на высокий стул Джек.

— И Ленивца позови, — распорядился я.

— Что-что? — сделал вид, будто ничего не понял, парень.

— Сначала наливаешь стакан бренди, — опёрся я на стойку, — потом идёшь и говоришь Ленивцу, что его желает видеть Себастьян Март. Укладываешься в пять минут — и продолжаешь радоваться жизни. Не укладываешься — и твоим коллегам придётся бежать за лекарем. Или коронёром. Смотря, насколько задержишься. Всё ясно?

Наполнившего Джеку стакан бармена будто ветром сдуло.

— Ты как это сделал? — откинул крышку карманных часов Пратт.

— Что?

— Напугал мальчонку до полусмерти. Он даже вышибалу не догадался кликнуть.

— Думаешь, вышибала побежал бы для него за лекарем? Очень сомневаюсь.

— Смешно, ага, — скривился попробовавший бренди Джек и глянул на выскочившего из задней комнаты паренька: — Четыре минуты.

— Проходите, — указал на распахнутую дверь тот.

— Хороший мальчик, — усмехнулся я и остановил рыжего пройдоху: — Здесь жди.

— Точно?

— Угу. — Я сунул ему шляпу с плащом и направился в заднюю комнату.

Ленивец — высокий, но сильно раздавшийся вширь мужчина средних лет — сидел за обтянутым зелёным бархатом столом и вертел в руке вытащенную из валявшейся перед ним колоды карту. Больше в комнате никого не было. Две распахнутых настежь двери — и мы. Ну да лишние уши сейчас ни к чему.

— С чем пожаловал? — без особой приязни поинтересовался толстяк.

— Поговорить, — уселся я за стол, пригляделся и без особого удивления увидел, что в пухлых пальцах собеседника зажат бес.

— Говори, — поморщился Ленивец. Всё верно: особо радоваться моему визиту у него причин не было. И пусть, с тех пор как я выбил из него принадлежавшие Мешку Костей деньги, прошло уже немало времени, такое не забывается. С другой стороны, доложи я тогда Ошу, что Ленивец знал, в чей карман запустил руку, и для него всё закончилось бы много-много печальней.

— У меня из-под носа увели одну вещь, очень надо её вернуть. Сама по себе ценности она не имеет, но кое-кто должен был заплатить за организацию кражи немалые деньги.

— Ничего такого не слышал.

— Никто не трепался о хорошем заказе со стороны? — ничуть не расстроился я столь холодному приёму.

— Трепятся постоянно, большей частью привирают.

— Во-первых, заказ со стороны. Во-вторых, тот, кто провернул это дельце, набивать себе цену не будет. Трепать языком тоже. Отдаст долги, перестанет брать заказы, уйдёт в тину. Загуляет. Или и вовсе пропадёт. Что скажешь?

— Надо подумать, — нахмурился толстяк. — На меня ссылаться не будешь?

— Зачем? Мне даже исполнитель малоинтересен, все вопросы к заказчику.

— Насколько серьёзное было дело?

— Дело было продуманное. Никаких мальчиков с кастетами и дубьём.

— Значит, молодняк в расчёт не принимаем, — пожевал нижнюю губу Ленивец. — Остальных можно по пальцам пересчитать.

— Карп, Грым, Аг Шанге, Жиль Закиль, Валентин Лист, — начал перечислять я.

— Карп в «Ржавой кирке» очередной срок мотает. Грыма в том году под пирс отправили. Шанге с Виком Реей чего-то не поделил и от греха подальше в Арлон перебрался. Лист спился, никто ничего серьёзного ему не предложит. Жиль — Жиль мог.

— Кто ещё?

— Август Вармине, Николас Лаурай, Якоб Ланц, Курт Бьорк…

— По ним что-нибудь скажешь?