что случилось да в чем дело. А она: «Тебе лучше не знать» — и уснула.

Часа в четыре утра они встали и, как сказали, пошли пешком — тем более три вокзала тут рядом.

Больше я их не видел.

Тебе тоже их нынешний адрес нужен? Как этим, что сегодня приходили? Координаты дачи моей?

Ну, записывай: Владимирская область, село Селищи. Улиц там нет, третий дом от околицы, как из города ехать. Бревенчатая изба. На электричке до Ильинского, а там пешком пять километров.

Кто ко мне сегодня приходил, спрашиваешь?

Утром — позвонили в дверь. Я дома был, зарядку делал, на работу собирался. Говорят из-за двери, голос мужской: мы из квартиры снизу, вы нас заливаете. А я соседку, что подо мной живет, знаю. Поэтому говорю: а где Алла Викторовна? А они: уехала, нам квартиру сдала. Ну, я и открыл.

Они тут же набросились, скрутили. Двое их было. Физически сильные. И такие, знаешь, с уголовными повадками. Лица абсолютно безжалостные. Лет тридцати-сорока.

Сразу раздели меня, кляп в рот, привязали к стулу.

Порезали грудь ножом — неглубоко, но больно. А потом говорят: сейчас ты нам скажешь, где подружка твоя Римма и дружок ее. Куда поехали.

Я попытался отвертеться, говорю, не знаю.

А они: сейчас мы тебе, кобель, яйца отрежем. Не только не сможешь своими бубенцами девчонок привораживать, но и вовсе кровью истечешь, насмерть. И я вижу: они это сделают, способны. Явно в них нет ничего человеческого.

Я им и сказал. А что было делать?

А они: надеемся, не врешь. Но мы проверим. А если врешь, вернемся и на лоскуты тебя порежем.

А потом собрались и ушли. Развязывать меня не стали. Сказали: если у тебя имеются по жизни дружбаны или другие, кроме Риммы, телки, придут, выручат. Или — парень ты сильный — рано или поздно, сам выпутаешься. Помни доброту: могли освежевать тебя, скотинку, но в живых оставили. Свечу Николаю Угоднику за нас поставь…

— Во сколько они ушли?

— Часов в десять утра.

Павел

У них было почти четыре часа форы. Почему-то я не сомневался: те двое, что навестили Клима Панюшкина, сейчас на пути в село Селищи Владимирской губернии.

— Что мне делать? — спросил на прощание любовник моей любимой девушки. — Идти в полицию?

— Мне все равно, определяйся сам.

А когда я выруливал на своей «бэхе» из переулков на Садовое, позвонил дружище мой, полковник Перепелкин.

Кратко и сухо, словно докладывал своему генералу о происшествии, рассказал:

— Перестрелка на улице Ферсмана произошла позавчера примерно в двадцать три часа. С одной стороны в ней участвовали двое мужчин на «Ауди А4», первый сидел за рулем, второй стрелял. С другой — двое прохожих, мужчина и женщина. Огонь открыл тот, что прибыл в транспортном средстве. Но, по словам свидетелей, пешеход сумел организовать отпор. Прикрыл собой девушку, вытащил ствол, стал бить в ответ. Тот, кто отстреливался, использовал не боевое оружие, а газовый пистолет. На месте происшествия обнаружена кровь, группа устанавливается, пробиваем по базе ДНК. Свидетели называли номер автомобиля довольно уверенно, но под таким номером никакого «А4» не обнаружено, числится старая «ВАЗ-2104». Поэтому одно из двух: либо номера подменили, либо свидетели ошиблись. Пока работаем с мобильными операторами: чьи телефоны вчера болтались в это время в указанном районе.

— Спасибо, Александр Олегович! Будешь и дальше держать в курсе?

— А у тебя, Синичкин, какой к этому делу интерес?

— Да помощница моя пропала, Римка, ты ее знаешь. Есть догадки, что это в нее палили на Ферсмана.

Он присвистнул:

— Эта рыжуля замечательная! Помню ее. Обязательно надо найти, живой и невредимой. Перешли мне, кстати, номер или номера мобильников, принадлежащих твоей красавице, пробьем и их. А сам звони, если что надо. Буду держать тебя в курсе.

— Окей, номера вышлю. И поставь их тогда в розыск. Я уверен, что Римка ничего плохого не совершила, просто оказалась в неправильное время в ненужном месте.

— Сделаем.

Какая прелесть все-таки, что есть в жизни настоящие друзья! Как пелось в детской советской песенке: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит — вот что значит настоящий верный друг!»[2] Вот и Санька безо всяких понуканий и посулов кинулся мне на помощь. Это дорогого стоит.

За разговором я выкатился за МКАД и полетел, насколько позволяли светофоры, по Щелковскому шоссе. На скоростные ограничения плевал — какая разница, сколько штрафов придет, лишь бы Римку спасти!

Римма.

Вчера утром

Миня что-то пытался рассказать ей в электричке, и вроде бы важное: почему он в Москве появился и отчего снова ее нашел, — но Римму неудержимо клонило в сон. Хорошо, если на два часа в квартире Клима она забылась. Там сквозь приоткрытое окно непрестанно шумело Садовое, Пан все шептал ей на ухо: то пытался выяснить, что случилось, то желал близости. Пришлось ему уступить, конечно, а то такое положение, что не знаешь: может, это последний любовный эпизод в твоей недолгой оставшейся жизни. Поэтому в пустом вагоне она клевала носом и ничего толком не слышала.

Зато пока ехали, немного выспалась, и сразу кофе захотелось. Адреналин в крови перегорел, и на смену дикому возбуждению, напряжению и страху пришла апатия.

Слава богу, на станции Ильинское оказался кофейный автомат. И хоть Мишка торопил, она взяла себе двойной.

— Мы не спросили Клима: есть в его деревне магазин? Что мы там у него есть-пить будем?

— А… — Миня пренебрежительно махнул рукой. — Магазин или автолавка сейчас всюду есть. Лучше не терять время и провизией запасаться, а поскорее свалить из города.

Договорились с таксистом, дежурившим на площади, чтоб довез до деревни. Тот заломил с ранних любовников (как он сам для себя определил статус парочки) дикую цену. А когда Римма попробовала поторговаться, высказал:

— Да ты знаешь, какие там ямы? Смерть подвеске!

И впрямь: дорога когда-то по пути из Ильинского в Селищи имелась, даже асфальт вроде некогда