Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я позвонил ее любовнику, Пану. Телефон не отвечал.
Пользуясь своими многочисленными базами, я довольно быстро вычислил его личность. Фамилия его оказалась Панюшкин (отсюда, видимо, и кличка Пан). Звать Клим Васильич. Возраст — двадцать шесть лет: ого, натуральный юнец, младше Римки на десяточку! Совсем девушка вразнос пошла, за молодняком бегает.
Работает и впрямь (как чувствовал, а может Римка когда-то обмолвилась?) инструктором в спортивном клубе «Афродита». Проживает по адресу Садово-Черногрязская, шестнадцать, квартира ***: тоже почти в самом центре — как и Римка, на Садовом кольце, только в другой его части, не южной, а восточной.
Я позвонил в клуб «Афродита». Представился сухо, но с достоинством. Слегка приврал, конечно: майор такой-то (неразборчиво), мне надо срочно, очень срочно побеседовать с Панюшкиным. Речь идет о похищении человека, поэтому звоню непосредственно по рабочему телефону, и да, дорога каждая минута.
После сладких мелодий в трубке растерянная реципционистка сказала:
— А вы знаете, Панюшкина сегодня в клубе нет.
— А должен был быть?
— Да… — проблеяла девчонка.
— И он не отпросился? Не заболел? Отгул не взял?
— Кажется, нет.
Становилось ясно, что мне немедленно следует нестись в квартиру Панюшкина на Садово-Черногрязскую.
Хотя кто знает: может, его невыход на работу с Риммой никак не связан? Он в наше неспокойное время попросту решил исчезнуть? Скрыться в братской стране, типа Армении? А может, прихватить туда свою любовь в лице Риммы Анатольевны?
Слесаря, чтобы замки чинить, замначальника НИИ по административно-хозяйственной части обещал прислать только после обеда, ничего важного после кражи жестких дисков у меня в офисе не оставалось, поэтому я кинулся к своей машине. По пути набрал старого друга и однокашника Перепелкина, который дослужился до полковника на Петровке и оставался моей палочкой-выручалочкой.
— Привет, дорогой. Я по-быстрому, извини. Можешь поднять инфу по перестрелке, которая позавчера вечером на Ферсмана случилась? Очень надо.
Перепелкин — парень понимающий и лапидарный, потому отвечал без послесловий:
— Оке, жди.
А я стартанул из своего офиса — снова в сторону центра. Одна радость: двенадцать, утренние пробки схлынули.
Припарковался рядом с искомым домом на внутренней стороне Садового — он оказался обильным, парадного послевоенного стиля. Двор ограждал шлагбаум, подъезд — домофон. Но шлагбаум не был препятствием для пешеходов, а из парадного в таких огромных домах, стоит подождать пять минут, кто-нибудь да выйдет.
Я вознесся в лифте на восьмой этаж. На лестничной площадке оказалось множество квартир. Когда-то здесь, видать, была коммуналка, а потом, в процессе неуклонного роста благосостояния советского человека, ее переделали в квартиры — маленькие, но отдельные, с личными санузлами.
Нужная мне дверь оказалась открытой.
Когда я только начинал публиковать свои записки частного детектива, читатели иногда сетовали: почему у тебя так часто на место преступления сыщику удается проникнуть без отмычек и ключей? Вечно двери нараспашку, разве так в жизни бывает?
Отвечаю: еще как бывает! Если преступнику, конечно, надо, чтобы труп долго не нашли, он за собой все запоры закроет. А если убийство, напротив, вызов кому-то? Или предостережение? Или просто душегубцу все равно, найдут тело, не найдут, и когда? Или вдруг он пребывает в настолько сильном душевном волнении, что забывает за собой запереть? Отсутствие у правонарушителя ключей тоже играет свою роль — многие замки сейчас не английские, которые сами защелкиваются, а французские — такие, что снаружи запирать надо.
Как бы там ни было, дверь в квартиру Клима Панюшкина, любовника Римки, оказалась не заперта.
Я все равно честно позвонил — нет ответа. Постучал в деревянную притолоку. Из квартиры донесся сдавленный шум. Я вытащил из кобуры свой газовый и вошел внутрь. Первое, что увидел: голого человека, притороченного к стулу за ноги и за руки, заплетенные сзади. В рот был вбит кляп. На его действительно красивом торсе имелось несколько кровавых порезов.
Но главное — он был жив, и его голубые глаза с ужасом таращились на меня.
— Спокойно, — сказал я, — я тебя не трону. Наоборот, пришел спасти. Я Павел Синичкин, начальник Риммы.
Я вытащил кляп, парень отдышался и прохрипел:
— А я тебя знаю.
Клим Панюшкин, позавчера ночью.
История, которую он рассказал мне, Павлу Синичкину, когда я его освободил и оказал первую помощь.
Они ко мне в ночь на вторник около часа приехали. Римка и еще какой-то мужик, которого я не знаю и никогда раньше не видел. Взбудораженные. Он раненый. Руку, говорит, порезал. Но я его перевязал — умею, нас в медучилище натаскивали, — и сразу понял: это огнестрел, пуля по касательной прошла.
В каких они с Римкой отношениях? Хороший вопрос. Я, знаешь, тоже его себе задавал. Непохоже, что любовники. Может, когда-то были. Что-то между ними иногда проскакивало. Какие-то искорки. Но я не уверен. Может, просто знакомые.
Как его звали? Она его Мишей называла. И еще Минькой.
Как он выглядел? Старше ее. Но ненамного. Лет сорок. Крепкий физически. Но не потому, как мне показалось, что следит за собой и в зал ходит качаться. Возможно, трудовой процесс у него с физикой связан. Такой, знаешь, загорелый и обветренный, будто работает на свежем воздухе. Типа строитель или комбайнер.
И мне показалось, что он из Питера. Почему? А он, например, мой подъезд «парадным» назвал. Нет, «поребрик» и «булка» не говорил — но все равно, кажется, питерский.
Короче, зачем они с Риммой ко мне пожаловали среди ночи? Спрятаться. Просили укрытия.
Если можно, пересидеть у меня в квартире. А лучше: есть ли у меня за городом какая-нибудь хибара, где можно пожить-отлежаться пару-тройку дней, а то и неделю?
Я сказал, что есть, но далеко, и там никаких удобств. А они говорят: отлично, это то, что надо.
Я дал им ключи, и они решили переночевать у меня, а с утра туда отправиться.
Я постелил мужику, этому Мише, на диване. Ты извини, но Римка опять, как всегда, со мной легла — только между нами в этот раз ничего не было. Я ее все пытался выспросить,