– С радостью, мадам. Благодарю вас.

– Садитесь на кровать, не стойте.

Доктор Браун присел. Хозяйка палаты была в розовом платье, ее губы были накрашены красной помадой, брови аккуратно выщипаны, кажется, она даже наклеила искусственные ресницы или нарастила их. По всему ее виду можно было смело заключить, что она собралась на свидание.

– А почему Адольф Добельманович не курит в комнате? – поинтересовался незваный гость.

– Он предпочитает курить на свежем воздухе и не портить воздух окружающим, – с достоинством ответила миссис Норис.

– Действительно, очень этично с его стороны. Передайте ему мое почтение, я, как человек некурящий, благодарен ему за его уважение к людям, которые не приемлют пассивное курение.

– Обязательно передам, доктор…

– Простите, я не представился. Доктор Фредерик Браун.

– Очень приятно, доктор Браун. Вы – человек новый, а потому скажите мне – по-вашему, это нормально, если мужчина приходит на свидание только раз в неделю, не чаще?

– Ну… – Фредерик задумался. – Это зависит от того, какие отношения у людей. Если свободные…

– Нет, я категорически против свободных отношений, доктор. Как и он! Понимаете, я преисполнена любовью к нему, как Джейн Эйр – к мистеру Рочестеру, я не представляю своей жизни без него.

То, что говорила эта морщинистая женщина, было удивительным и каким-то неуместным одновременно. Доктор Браун полагал, что в старости люди превращаются в сухую кору и не способны любить. Любовь – это игрушка молодых.

– Но мне кажется, что Адольф Добельманович ходит к другой… Только тс-с!

«Еще бы Адольф Добельманович не ходил к другой, мне кажется, у его ног штабелями лежат сотни таких вот миссис Норис. Почему-то этот загадочный мужчина, идейный борец против пассивного курения, питает особую страсть к женщинам из сумасшедших домов».

– Вот и он! – радостно воскликнула миссис Норис.

Почему-то Фредерику вдруг стало не по себе, он посмотрел в ту сторону, куда смотрела его собеседница, а именно – на приоткрытую входную дверь, но там не было никого. И если бы дверь вдруг легонько шевельнулась из-за сквозняка, то у доктора Брауна случился бы сердечный приступ.

Фредерик сглотнул слюну.

– Боже, если бы вы знали, Адольф Добельманович, какой у вас прекрасный молочный запах и как портит все этот табачный дым, то вы бы незамедлительно бросили курить раз и навсегда. Жаль, что вы не умеете видеть моими глазами. Кстати, я не представила вам доктора Брауна… – И старушка радостно уставилась на какой-то предмет, видимый только ей одной в воздухе, это существо парило прямо напротив дивана, на котором сидел доктор Браун. Миссис Норис обращалась к своему возлюбленному, словно он стоял сейчас перед Фредериком и дышал тому прямо в лицо. Откровенно говоря, доктор Браун еще никогда в своей жизни не испытывал подобного чувства. Он на самом деле ощутил присутствие кого-то другого в этой комнате. Нет, его обоняние не уловило запаха табачного дыма, просто он каждой клеткой тела ощутил другую энергетику.

– Ему очень приятно с вами познакомиться, доктор. Он говорит, что вы – крепкий парень.

– И мне очень приятно, передайте ему, – сказал как-то растерянно Фредерик, но затем взял себя в руки и убедил себя в том, что все это существует для нее одной, и те слова, которые сейчас он слышит, – ее мир, не его.

– Может быть, он присядет возле меня? В ногах правды нет.

– Сожалею, дорогой доктор Браун, но мы вынуждены покинуть вас. Есть такие вещи, которые хотелось бы произносить наедине, чтобы не слышал никто. Надеюсь, вы меня понимаете…

– Конечно, миссис Норис, не стану отнимать вас у Адольфа Добельмановича. Хорошо вам провести время.

– Спасибо. До встречи, доктор.

А затем старуха, обращаясь шепотом к воздуху, вышла из палаты и отправилась гулять по длинным коридорам ее большого дома вместе со своим кавалером.

Миссис Норис вернулась через полчаса, ровно к обеду, в сопровождении своего спутника. Доктор Браун тем временем стоял у окна и смотрел на белый заснеженный двор; кроме человека, расчищавшего снег, на улице больше не было никого. «Наверное, холодно выходить курить на улицу в такую погоду», – подумал про себя доктор. В комнате миссис Норис было тепло, даже слишком тепло, и он, Фредерик Браун, не смог бы здесь долго находиться с закрытым окном. Ему нужен был свежий воздух, он был человеком достаточно закаленным из-за холодного дома, который, по словам его супруги Мэри, был абсолютно непригоден для жизни.

– О, вы еще здесь, доктор… – сказала старушка, когда вошла. – Мы думали, вы давно ушли.

– Мне уйти, миссис Норис?

– Если хотите, можете остаться. Вы дослушали Моцарта? Я могу включить вам Баха…

– Не стоит, – запротестовал доктор. Классическая музыка его угнетала и наводила на всякие грустные мысли. Фредерику не давал покоя его пациент, теперь уже «безымянный». Он понимал, что должен сложить в уме очень сложный пазл, многих деталей которого попросту не хватает.

– Как скажете, доктор Браун. Адольф Добельманович, как вы можете не видеть, что я поправилась на три с половиной килограмма? А? Вы мне льстите, нахваливаете меня, делаете вид, что не замечаете ч… – она оборвала свой монолог на полуслове, внимательно послушала тишину, а затем снова продолжила:

– Боже мой… – Лицо миссис Норис приняло страдальческий вид. – Если я узнаю, что вам нравятся толстушки, то я сяду на строжайшую диету и буду пить только воду. Я вам назло стану ана…

Она вновь замолчала, словно прислушиваясь к неизвестному источнику. А затем ее лицо расслабилось, и на мгновение она всем телом вздрогнула, словно ее в самом деле кто-то касался сейчас.

– Вы – самый нежный человек в моей жизни, Адольф Добельманович. Дни, проведенные с вами – такие же незабываемые и прекрасные, как и то время, когда я была молодой и цветущей. Когда на меня обращали внимание мужчины – симпатичные и бедные, знаете, бедность – это отсутствие красоты, высокие и низкорослые, толстые и худые. На меня обращали особое внимание красивые женщины, они либо мне завидовали, либо восхищались мною. Адольф, знаете, по какому критерию я выбирала, с кем из мужчин мне пить кофе? – В этот раз мадам не стала дожидаться ответа своего собеседника. – Запах! Если мужчина пах для меня молоком, как пахнет головка у младенца, то этот мужчина мне был интересен. Как минимум потому, что со временем он не начнет в нашей квартире вонять. А вонь раздражает, Адольф Добельманович, мужская вонь хуже холеры. Если мужчина при знакомстве изначально не особо приятно пахнет, то вскоре, после какой-то ссоры, он начнет вонять, как лучшие сыры Франции. Но нет, сыры я очень люблю, не знаю, почему вдруг пришло такое сравнение, он, скорее, начнет пахнуть, как протухшее белье. И знаете, мой дорогой…

Доктор Браун не мог больше этого слышать и решил незамедлительно покинуть комнату и поговорить с миссис Норис в другой раз, когда ее возлюбленный, Адольф Добельманович Пульк, покинет ее дом и перестанет отвлекать старуху от мира доктора Брауна.