Южная волна Морева прокатится как раз через земли маркизов, и мои случайные знакомые, судари Дувоши и Мируи, могут погибнуть, не успев присягнуть — что ж, бывает, значит, так им выпало. Тем более, что на западных границах, куда они собирались, тоже без Морева не обойдется, так что совесть моя чиста по поводу их судеб. Впрочем, она всегда чиста, а два кругеля — заработаны праведно и мирно! Укрепим их с тылу и с флангов пятком золотых — и пропьем!

Только глупец убежден, что пропивать имущество и деньги — занятие не из сложных. Но я не глупец и поэтому загодя стал составлять церемонию трактирного обмена денег на жратву, питье, музыку, девок и прочие невинные кабацкие удовольствия… Поводья отпущены, дабы Горошек мой без помех трусил по знакомой дороге, а сам я тщательно и не торопясь разжигаю в себе голод и жажду, вспоминаю и предвкушаю… Вдруг проникает в меня холодный сквознячок понимания: дескать, не так что-то в округе… Дзинь-дзинь колокольчик в голове! Горошек, оказывается, свернул с имперской дороги, с широкой и ровной — на какую-то сомнительную тропу и рысит довольно резво! Будь на моем месте обычный человек, в здравом, конечно, рассудке, он бы немедленно попытался перехватить управление животным в свои руки, а потом бы уже взялся обдумывать причины, побудившие коня поступить столь странно… Да только я не обычный и не всегда здравый. Я — ратник черная рубашка, опыта и хитрости мне не занимать. В коварстве и умении биться всеми остальными видами оружия — не уступлю, мягко говоря, даже славнейшим из рыцарей, включая Санги Бо и Хоггроги Солнышко. В магии же, волшбе и колдовстве — вообще непревзойден. И ум!!! Просто о моих подлинных возможностях мало кто знает. А осведомлены немногие, вернее — никто, именно потому, что в душе я рыцарь и склонен придерживаться старинных боевых рыцарских традиций: "истинному воину пристало смирять гордыню и перед другими всегда представать гораздо меньшим, нежели он есть." Просто не у многих духу достает воплощать эти суровые правила в повседневность. Тешить гордыню, самолюбие и спесь славою, добытой в ярчайшем подвиге — всякий горазд, смирять же их повседневно — сыщи-ка героя! Рыцарь Санги Бо — вот этот умеет как никто прикидываться малейшим среди малых сих! И притворщик Когори Тумару весьма хорош, и Камборы хитры, и маркизы Короны скромны… И Их Величества, эти — все до единого, кто на моей памяти занимали трон — великолепно умели выглядеть ниже ростом… При этом и подлинный размер каждого из них хорошо известен тем, кто все понимает. Ну и я, ратник черная рубашка Зиэль, более чем способен с ними потягаться в скромности, что паче гордости, ибо даже мой приятель Санги-Снег, знающий меня лучше всех своих современников, не вполне постиг, на что я могу быть способен.

Втягиваю ноздрями воздух вместе с маной — магия спеленала нас, меня и Горошка. Явно, какой-то ублюдок вздумал разбойничать волшбой. Либо не разбойничает, а добывает пропитание, кониной и человечиной. И это всего лишь в десятке долгих шагов от городища! Куда катимся… Хотя, если вспомнить древние времена, черные промыслы на прежних дорогах были не менее распространены и орудовали нехорошие люди с ничуть не меньшим размахом… Просто мне приятно бурчать и сетовать на падение нынешних нравов, это как бы приближает меня к чисто человеческому восприятию и мироощущению. Я еще раз набрал ароматной осенней сырости в трепещущие ноздри — длинный локоть пути нам с Горошком остался до нового места назначения, ладно, обед перенесем на ужин и будем созерцать преддверие тайны, будем развлекаться на голодный желудок.

К пещере притрусил спокойный рослый конь, серый в яблоках, оседланный и взнузданный по-военному, а в седле деревянным истуканом болтается бородатый детина в черной рубашке: налитые кровью глаза вращаются, силятся разглядеть обстановку, а шея, голова, руки-ноги богатырские — не слушаются молодца, заклятьями скованы! Весь из себя такой рассерженный вояка и, видимо, очень тупой…

Выходит из пещеры невысокий мужик, коего старцем никак не назовешь: упитанный такой, щеки налитые, упругие, борода у него тоже черная, но не как у меня, гладкою густою волной по грудь, а круглым растрепанным веничком, довольно жидким. Глянул я украдкой на его ауру и даже ахнул мысленно: ох и здоров колдунищще, прямо-таки демон, а не людишок!

— Не трепыхайся, человечек. Веди себя смирно — и предсмертных впечатлений у тебя будет чуточку больше. Иначе говоря — ярче доживешь, хотя и не дольше проживешь.

Ого! Да я, оказывается, попал в лапы к тонкому словодуму, к охотнику до изящных поворотов в мудрствованиях! Встречаются, знаете ли, такие занудливые болтуны, которые каждое движение мысли норовят облечь во всякие звонкие слова и заклинания.

Колдун слегка ослабил магические путы в области моей головы и я сумел промычать ему нечто вроде:

— Кто ты, чего надо?

— Он меня спрашивает! Увы, все людишки одинаковы. Не важно — кто я, а хочу я столь многого, что устал бы объяснять сие и человеку намного поумнее тебя, ратник. Впрочем, изволь: ты пойдешь на опыты, а потом в пищу, либо наоборот. Коня я или продам, или тоже съем постепенно, а твое имущество и деньги употреблю на собственный быт. Достаточно? Ты — черная рубашка, и это неплохо, я бы даже сказал: замечательно, но вовсе не потому, что я собираюсь ее донашивать за тобою. Говорят, черные рубашки отважны, а мне как раз и нужно, чтобы ты встретил смерть и подготовку к ней с открытыми глазами, в полном сознании… Коль скоро я удовлетворил твое любопытство — приступим. Погоди, проверю — может быть ты обременен острым желанием удовлетворить естественные надобности… Я брезглив. Нет, смотри-ка! Очень хорошо, а то бы пришлось потратить часть драгоценного времени на очищение внутренностей твоих, причем, с твоей помощью, человечек, ибо для цели моей… но ты чист. Даже мудрец вроде меня, взалкавший тайных истин мироздания, приобретает, живя в одиночестве, скверную привычку болтать вслух. Так что — прости мне этот мой недостаток, он недолго будет терзать твои уши. Уши, кстати, я съем уже сегодня, потому как почитаю их за высокое лакомство. И печень — это уж обязательно, это для здоровья. Вполне возможно, что добавлю губы и язык, но уши — непременно!

— Вот как? Уверен, что при таких наклонностях ты извел всех эльфов во всех древесных дуплах в округе.

— Эльфов? Но эльфы никогда не забираются в такие холод… — Колдун осекся и вытаращился на меня. Помолчал. — Хм… Эльфы — осторожный народец, и мне странно, что такой пентюх как ты, имеет довольно верное представление о… Ну-ка, посмотри мне в зрачки!

Я с готовностью выпучил глаза и, как приказано, стал пялиться на колдуна, стараясь быть предельно искреннее и проще… Видимо, у меня получилось, потому что колдун успокоился.

— Вино у тебя есть? В сумках, в торбах?

Я сокрушенно помотал головой.

— Плохо, человечек. Отчего-то мне захотелось вина именно сегодня… Плохо, что у тебя его не оказалось в нужный миг. Грустно.

Я промолчал с пониманием. Мне тоже отчего-то захотелось вина именно сегодня. И вчера не меньше хотелось. И завтра захочется… и послезавтра. А вот колдуну придется помереть при полной жажде, и тоже сегодня, но он об этом еще не подозревает, тешит грустью одинокое сердце.