Как же страшно-то!

– Он ее мог убить, да? Сашка, ты чего молчишь?

– Не мог. – Саша осторожно сложила приборы на пустой тарелке, вытерла рот салфеткой. – Орлов не мог с ней ничего сделать. Потому что сидел на тот момент.

– Где сидел?! – ахнула Лера. – В тюрьме?! О господи! Мой сосед – уголовник?! А я перед ним распиналась. Дура. Угрожала. А он уголовник! Да? Так выходит?

– И да, и нет.

– Как это?

Зубная боль сползла на затылок, охватила плечи, локти. Ей стало трудно дышать. Она сейчас умрет, наверное!

– Твой сосед – уголовник. Но это не тот человек, который мотал тебе нервы все это время.

– Как? Как это не тот? – Лера беспомощно глянула, обернулась на дверь своей комнаты. – А где тот?

– А тот все еще в тюрьме, так сказал мне Алекс. Его посадили, обвинив в каких-то экономических преступлениях. Что-то с налогами. Точно не знаю. Не поняла из сумбурных объяснений Алекса. – Саша похлопала себя по карману толстовки, куда спрятала сигареты. – Все. Мне надо на перекур. А то у меня сейчас мозг взорвется.

И она ушла из комнаты снова в кухню.

Валерия принялась убирать со стола грязную посуду. Потащила все в кухню. Свалила в раковину. Начала мыть.

– Мне сразу не понравилось кое-что, когда я комнату соседа твоего осматривала, – призналась Саша, когда посуда уже была вымыта.

– Что?

– То, что размер одежды, чистой дорогой одежды, – уточнила она, – не совпадает с размером той грязной, что свалена в кучу в отдельном отсеке. Неужели ты не заметила? Ты же видела этого мужика не раз. Он огромный. Размер у него под пятьдесят шестой, не меньше. А костюмы и куртки на вешалках другого размера.

– Может, он поправился?

– Ага! И ростом выше стал? Не дури, Лерка, – фыркнула Саша, глубоко вдыхая открытым ртом прохладный воздух с улицы. – Я позвонила Алексу. Все ему рассказала. Зачитала пункты договора купли-продажи. Он пробил через знакомых твой адрес. И вышел на информацию о семье Орловых. И сразу забеспокоился.

– Почему?

– Да потому что скверно все как-то в этой истории вышло. У Дмитрия Орлова отбивают жену, отжимают бизнес, его самого отправляют в тюрьму, а жена вдруг куда-то исчезает, продав свою комнату. И вдруг эта комната каким-то чудом оказывается твоей. И у тебя в соседях какое-то пугало, которого здесь быть не должно вообще. Эта комната должна быть заперта на ключ. Хозяин в тюрьме! А твой Игорек мало того что комнату тебе подарил. Так еще и квартиру свою сохранил. Откуда деньги, Лера? Эта комната стоит много больше вашей «двушки». Надо договор твой хорошему юристу показать. Мне там кое-какие пункты не понравились. Но разобраться не могу. Всякая терминология специфическая. Мутно как-то. Не могу.

– Он обманул меня? Снова обманул?

Застарелая обида вернулась. Снова защекотало в носу и захотелось расплакаться. Ну почему ее все всегда обманывают?!

– Не знаю. Все, давай собирайся. Бери с собой договор. Алексу покажем. Он покажет юристу своему. Он у них маститый. И заодно навестим Игорька. Мецената твоего. Зададим парочку вопросов. Но сначала за Алексом заедем. Он жаждет поучаствовать. Ему тоже интересно, что за фигня происходит. А потом…

– А что потом?

– Кто знает, что потом. Может, придется и в полицию идти. Может, придется…

– Алла Викторовна, здравствуйте.

Сосед по лестничной клетке – Иван Митрофанович – низко склонил голову, приподняв с седой головы легкую кепку.

Он всегда так здоровался с ней – уважительно и старомодно. И если на его седых волосах не оказывалось головного убора, он жутко смущался. И ей до трогательных слез его становилось жаль. Такой милый, такой хороший этот дедушка.

– Доброе утро, Иван Митрофанович, – поздоровалась с ним Алла с теплой улыбкой. – Как ваши дела?

– Все хорошо, спасибо, Алла Викторовна. Вот вышел на прогулку. А вы, я смотрю, за почтой спускались?

Дедок кивком указал на корреспонденцию, которую она несколько минут назад вытащила из своего почтового ящика.

– Да, мусор выносила и почту заодно проверила. – Алла помотала в воздухе газетами и журналом.

– Выписываете, стало быть, – одобрил старик. – Сейчас это стало немодно. Все новости в компьютере читают. А я вот, как и вы, тоже выписываю. Великое дело – привычка! Да и есть что-то прекрасное в печатных изданиях. Не так ли?

– Совершенно с вами согласна, – немного приврала Алла.

На самом деле газет она не выписывала, в ящик ей постоянно запихивали всякую рекламную чушь, газету бесплатных объявлений и какие-то лекарские брошюры. Журнал – да. Журнал она выписала. И то потому, что обязали на работе. Читать там было нечего.

Но разочаровать старика она бы ни за что не осмелилась. Он стал частью ее новой жизни – размеренной, спокойной, почти счастливой. Она находила невероятное удовольствие для себя, перекидываясь с ним парой-тройкой вежливых фраз по утрам. Ее совсем не напрягало, что приходилось спускаться с четвертого этажа к мусорным контейнерам и почтовому ящику. Потому что в доме не было лифтов. Ее не раздражало то, что до центра надо было добираться полчаса, если без пробок, и часа два, если город стоял. Маленький тесный дворик без автомобильной стоянки ей даже нравился. Старики каждую весну высаживали цветы, ухаживали за подросшими кустарниками, оберегали старые липы от вандализма подрастающего поколения.

Ей было здесь уютно! Тихо, спокойно, почти счастливо. И даже крохотная однокомнатная квартирка, на которую едва хватило после спешной продажи предыдущего жилья, казалась хоромами. Она была отдельной!

Тяжелая входная дверь, захлопываясь за ее спиной, отсекала ее от всего внешнего мира. Оберегала от шума и надсадных воплей соседей.

Ой, чего это она! Чего это она снова, а?!

Здесь же не было таких ужасных соседей, здесь никто не вопил, не дрался, не врывался на ее территорию в окровавленных рубахах. Здесь жили в основном старики. Трудолюбивые, спокойные, интеллигентные. Дом прежде был ведомственным. Здесь выделялись квартиры учителям, воспитателям, сотрудникам отдела образования. Многие отсюда так и не съехали. Остались здесь жить после того, как дети выросли и разлетелись. На каникулы взрослые дети свозили к ним внуков. На время отъезда привозили к ним своих домашних питомцев. Алла, прожив полгода со стариками в одном доме, знала почти каждого по имени-отчеству. И ее все узнали. И ее историю узнали тоже. Жалели, пытались помочь советами. По большей части бесполезными.

– Алла Викторовна, я могу спросить?

Старик топтался возле ее двери, мешая ей пройти. Это его ужасно смущало, но как она поняла, это была вынужденная мера. И прощала его заранее.

– Да, конечно, Иван Митрофанович.