с двух концов аллеи. Обе — синхронно наводятся на вашего покорного слугу. Как батарея зениток, или — как головы толпы, которой объявили виновного в страшном преступлении. Когда-то уже видел, что бывает в таких случаях. Именно поэтому я дожидаюсь реакции окружающих, а даю дёру в сторону, отпихнув в сторону очередного херувима, пытающегося протаранить мне лицо.

— Ты хотела роботов? Так вот они!

— Хочешь, чтобы я отвлекла…ну, эти милые куколки?

— Если и память им сотрёшь — всерьёз подумаю над тем, чтобы общаться поближе с тобой!

Толпа, оказывается, вполне способна ответить. Меня отпихивают обратно в свободное пространство, где уже ждут трое храмовников. Четвёртый колеблется. Его нерешительность здорово отвлекает и мешает сосредоточиться, но краем глаза всё же вижу движение. На меня замахивается какой-то дубинкой церковник в отполированной кирасе. Я разочаровываю его и ухожу в сторону от удара, заодно делая тычок кулаком в ухо. Получаю один удар, второй, третий. Тупая боль начинает перебивать адреналин схватки, но первобытную ярость мне уже не сдержать. Никогда не был хорошим кулачным бойцом — но именно амок, боевое безумие спасало меня и в разборках с любителями пограбить экспедиции — и с «чёрными копателями», и с излишне самоуверенными селянами.

Какая там рука с нечеловеческой силой? Правая? Левая! Хватаю ей подвернувшегося под руку храмовника и бросаю в подбегающую троицу его братьев. Мечник в полном доспехе и шлеме с личиной? Удар прямо по шлему! Хруст костей меня ободряет, даже несмотря на повисших на плечах воинах, каждый весом с центнер. Отталкиваюсь ногами, и потерявшие опору бойцы, вопя, горохом сыпятся на землю. Пора валить? Нет, прибыла новая троица — да ещё и наводит стволы.

Делаю рывок к толпе и вырываю явного продавца дурью (бегающий взгляд, капли пота, прижатая к животу сумка), нервно ожидающего конца схватки. Отпинываю его к поспевающему патрулю — только чтоб заметить, как подоспевший субчик в сутане начинает явный горловой распев. Победный гимн? Уже? Я замахиваюсь отобранной дубинкой и слышу очень характерный лязг помпового дробовика прямо у меня над ухом. Боец с раздвоенной бородкой наводит на меня ствол. И очень знакомым голосом (тот самый, что осведомлялся о скидках у шлюхи), сочувственно советует:

— Брось, парень.

— Ада! — рявкаю я. Демоница всю схватку только мурлыкала что-то на ухо, вот только её кошачий концерт мне не особенно помог в схватке.

— Тридцать секунд, милый, — ободряет она. — Постарайся отвлечь певника. Его молитвы отрежут меня от Пургатории.

— Певника? Кого?

Мужик в сутане, словно чувствуя наш разговор, вздыхает и начинает распев, что называется, «трубным басом». Воздух очищается от смрада схватки и рынка только для того, чтобы забить мне ноздри озоном. Голос певца не дрожит и не затихает, даже когда подоспевшие херувимы встают в хоровод вокруг его головы. Его напевы, сливающиеся в речитатив, пробирают не только меня — патруль, как заворожённый, перестаёт стонать и по очереди начинает пытаться встать по струнке. Жутковатое зрелище, но сдаться четырём роботам и басистому мужику? Чёрта с два! Пользуясь тем, что большая часть стражей поднимает товарищей, отворачиваюсь от певца (видимо, он тут за боевого жреца) и выбираю в интерфейсе знакомую иконку с ключом. Коротко перебираю список знакомых мне магических знаков — и черчу взглядом «Оуттастафур». Несложный и изящный гальдрастав, вроде как вызывающий страх.

Секунду, две не творится ровным счётом ничего особенного и я начинаю подозревать, что просчитался — ровно до первых криков. Зеваки, словно завидев орду призраков, мгновенно теряют остатки здравомыслия и ломятся кто куда, одинаково мешая и мне, и преследователям. На мостовую падают корзины с зеленью, торбы, лотки и коробки. Краем глаза замечаю, как женщина уверенно и с азартом бьёт обезумевшего вора, пытающегося в бегстве стянуть простенькую шейную гривну прямо с владелицы. Хрустящие дыни бьются, отвлекают стрелков — и один получает камерой ангелочка, пока второй с какой-то непонятной мне паникой расстреливает магазин прямо в чрево алого холодильника, неторопливо шагающего ему навстречу.

Вилобородый не остаётся в стороне и стреляет мне куда-то в бедро, но подскользнувшийся скоморох принимает на себя весь заряд дроби. Его дружки по ватаге, только что стремящиеся покинуть поле брани, разворачиваются и остервенело прут прямо сквозь торговые ряды, отмахиваясь цепами от всех, попадающихся под руки. Их биомеханический медведь ломает прилавки и одним ударом лапы (слишком уж точным) сминает бородача с дробовиком. Я получаю удар от его поводыря и кое-как ухожу от схватки с ещё одной парой церковников. Искренне надеясь, что выигрываю потусторонней красотке те самые пятнадцать секунд.

И Ада меня не разочаровывает.

Первый херувим камнем обрушивается на голову певца, сбивая его с ног и заставляя его заткнуться. Оставшиеся два начинают носиться кругами, и в их глазах больше нет нежно-золотого света. Только багряный огонь. Ставшие неинтересными камеры бесполезным грузом свисают с их поясков, зато пухлые руки начинают творить хаос. Они рвут усы и бороды. Задирают юбки замешкавшимся девушкам, решившим спрятаться поблизости. Парой поднимают нечто, подозрительно напоминающее мангал, и рассыпают на строгие рясы уже поверженных бойцов. Но они не одиноки. Холодильник действительно взбесился и пошёл в ближний бой. Хлопки его створок не наносят много урона, но вызывают необъяснимую панику бойцов, явно опасающихся простого красного ящика.

Схватка становится проще. Излишне ретивый служака получает подвернувшимся под руку деревянным ведром и оседает. Бешеная гончая, разогнавшись, стремится впиться мне в мошонку, но в последний момент останавливается, словно врезается в невидимую стену. Сработал «шлем ужаса»? Неважно! Хватаю скулящую псину за лапы и, наскребав милосердия к бедному животному и отчаявшемуся грешнику, швыряю биоконструкт подальше от схватки.

Мимо меня проносится, громыхая, нечто с ножами в конечностях и при поварском колпаке. Я даже оглядываюсь: действительно, повар, у которого прямо на ходу рвётся «китель», обнажая дополнительные конечности. Острые ножи, конечно, сделают отбивную из кого угодно, поперчат даже… но как он будет убивать венчиком и механизированной перечницой? Оказывается — весьма эффективно, ведь пряности мешают петь и просто дышать, а венчик может вращаться, как бешеная циркулярная пила, отрывая куски ткани, металла и плоти, а главное — вызывая панику.

Которую я с удовольствием оставляю позади. По лбу течёт какая-то ледяная жижа, и только пытаясь её смахнуть, понимаю — всё-таки меня зацепили. К счастью, ноги-руки отзываются вполне нормально. Интерфейс мигает, как новогодняя ёлка, но Хаос и благородная схватка — отличный повод ретироваться в целости. В творящемся аду мужчина с рассечением, судорожно оглядывающийся назад — обычное и даже привычное зрелище.

Не то что десяток сошедших