не надо, но дома ведь можно сказать. Или ты думаешь, что всю жизнь будем встречаться у тебя в кабинете?

Она подошла к нему и, посмотрев ему прямо в глаза, спросила:

— Ты меня ещё любишь?

— Конечно, люблю. Но я не готов пока уйти из семьи, — ответил он.

Простившись с Верой, Лев Самойлович спустился в метро. В поезде людей было много, но он не замечал их — его внутренний взор блуждал в темноте душевных лабиринтов, ища выхода из тупика. На «Серпуховской» он поднялся по эскалатору и вышел на Большую Серпуховскую. Автобуса ждать не стал, а пошёл пешком, пытаясь понять ситуацию, в которой оказался.

«Итак, Вера меня любит. Я тоже её люблю. Разница в возрасте пятнадцать лет её не останавливает. Я не богат и не наследник состояния. Значит, в её желании выйти за меня замуж нет никакого материального расчёта. Это подтверждает искренность её чувств. Что я получу от этого брака? Никаких выгод: ни денег, ни имущества. Квартиру придётся оставить Лене, чтобы она вырастила Рому и смогла выйти замуж. Новую квартиру мы купим или управление нам выделит, если всё пойдёт так, как было до сих пор. Но я получаю Веру, прекрасную женщину, с которой у меня будут дети. Наконец, важный вопрос — она русская. Среди гоев много достойных людей, не антисемитов. Она не из таких, это правда. В ней нет ни капли душка, который сразу ощущается у других людей. Её чистота и порядочность очевидна. — Он шёл по улице, рассуждая полушёпотом, и редкие прохожие с недоумением смотрели ему вслед. — Смешанных браков за всю еврейскую историю было очень много. В Советском Союзе такие браки считались и до сих пор считаются даже делом чести, и у многих знаменитых евреев русские жёны, а среди знаменитых гоев немало еврейских жён. Что же тогда меня беспокоит? Да просто мне не хватает смелости и решительности порвать с женой. Мне жаль её, я не готов выдержать её слёзы и мольбы. Но ведь люди сходятся и расходятся, и всё как-то утрясается? Следовательно, нужно преодолеть себя. Главное здесь наша любовь. Она оправдывает любые горечи и потери. Что останется мне в жизни, если я струшу и не возьму её тогда, когда она сама идёт мне в руки?»

Шествуя в таких размышлениях по полутёмной, освещённой тусклыми фонарями улице, Лев Самойлович оказался возле дома. Он вошёл во двор, направился к своему подъезду, поднялся лифтом на пятый этаж и нажал кнопку дверного звонка.

— Что случилось, Лёва? — спросила Елена Моисеевна, открыв ему дверь. — Ты не позвонил, что задержишься?

— Готовился к командировке. Завтра отправляюсь поездом в Ярославль. Там есть проблемы с одним объектом, — ответил Лев, отводя от жены взгляд.

— Ты хочешь есть? Думаю, не откажешься. Я тебе подогрею плов с копчёной колбасой. Ты это любишь.

— Спасибо, Лена. Действительно, не откажусь, — сказал он, и устало погрузился в кресло. — Рома, как дела?

— Нормально, папа. Я сейчас задачи по алгебре решаю. Завтра у нас контрольная, — донеслось из комнаты сына.

— А как дела с русским языком?

— Грамматика — это скукотища, а литература мне нравится. С Натальей Ивановной подружился.

— Молодец, Ромка. Мы, евреи, чтобы преуспеть, должны быть лучше всех, — назидательно заметил Лев Самойлович и, откинув голову на край кресла, закрыл глаза.

Потом жена позвала его на кухню. Он с аппетитом поел, выпил чаю с эклерами, которые покупали в ближней кондитерской, и, поблагодарив её за ужин, побрёл в спальню.

— Уезжаю на три дня. Пойду сложить вещи в чемоданчик, — сказал он, выходя из кухни, — а потом грохнусь спать, очень устал.

Елена Моисеевна сидела за столом в кухне, где только несколько минут назад молча ел муж, и неясные предчувствия терзали её душу.

Вера жила в двух кварталах от управления, и, чтобы не вызвать подозрения на работе, Лев Самойлович договорился с ней, что вещи он занесёт к ней утром. Она уже оделась, была готова сразу выйти из дома, и ждала его, испытывая сильное волнение. Она знала, что Лев любит её, но не была уверена в его готовности к поступку, который, несомненно, требовал от мужчины решимости и отваги. В дверь постучали, и Вера неожиданно для себя разрыдалась, увидев его на пороге.

— Что случилось, дорогая? — спросил он, и, закрыв за собой дверь, обнял её.

— Я боялась, что ты не придёшь, — ответила она, смотря на него заплаканными глазами. — Теперь я успокоилась.

Она взяла из его рук чемоданчик и поставила его у стены в коридоре.

— Мы не можем идти на работу вместе, — рассудил Лев Самойлович. — Поэтому ты поезжай на троллейбусе, а я пройдусь, тут недалеко. Если я задержусь, никто меня не упрекнёт.

Когда он вошёл в здание управления и проходил по коридору, направляясь в свой, кабинет, он увидел её в приёмной. Она улыбнулась ему и поднялась из-за стола с папкой документов, предназначенных для просмотра и подписи главного инженера.

После обеда прошёл дождь, не редкий в Москве в середине октября. Вечером они встретились у входа в ресторан. Он пришёл прямо с работы, а Вера успела забежать домой, принять душ и переодеться. На ней была замшевая бежевая курточка, облегающая её ладную худощавую фигуру, красный мохеровый шарф красиво обвивал шею, а длинное вельветовое платье касалось коричневых кожаных сапог.

— Очень уютно, — заметила Вера, когда, сняв верхнюю одежду и передав её швейцару, они сели за предложенный им столик у боковой стенки. — Как ты нашёл этот ресторан?

— Много лет назад я был здесь с друзьями из строительного института. Отмечали годовщину окончания. Такой получился традиционный сбор. Все мы были ещё неженаты. А потом один за другим переженились.

— А ты женился по любви? — спросила она, посмотрев на него пронзительным взглядом.

— Конечно, тогда я любил Лену, — вздохнул он. — Вообще-то, этот вопрос невероятно сложный. Библия и вся мировая литература искала ответ на вопрос «что такое любовь» и, по-моему, не нашла.

— А меня всегда озадачивало, куда исчезает любовь. Я не хочу тебя ставить в неудобное положение, но скажи: что случилось с тобой?

— Ну, вначале горение и страсть, рождение сына. Потом охлаждение и привычка, воспитание ребёнка, быт и выполнение домашних обязанностей, — попытался ответить он, смущённо смотря на Веру.

— Значит, и наша любовь обречена и у неё нет будущего? — грустно спросила она.

— Мне кажется, это постоянная работа ума и души. У тебя есть и то, и другое. А у меня жизненный опыт. Поэтому я уверен, что у нас всё получится.

Лев Самойлович улыбнулся и пожал ей