Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорил мне, что надо читать, учиться, потому что спорт – это сегодня, сейчас, но дальше жизнь – сложная, большая. Быть необразованным человеком стыдно.
14
Мама говорила об Алишере: «Он внимательный, он чувствует, когда человеку плохо и когда хорошо». Ни при каких обстоятельствах не считала его виноватым. Любила и уважала всегда. Даже когда ему пришлось уехать в места не столь отдаленные. Мы вместе навещали его. Иногда ездили и втроем. За рулем моя мама, рядом его мама, сзади я. Но в основном, конечно, я одна – на попутных машинах.
Не было ничего, что могло бы закрыть для меня его образ. Когда случилось несчастье, когда я обо всем узнала, приехала и Алишер сказал мне: «Прощай», – я ответила: «Пожалуйста, не бросай меня». Это был «момент истины». Я не могу оставить человека в тяжелую минуту. Он посмотрел на меня: «Восемь лет, ты с ума сошла?» Я повторила: «Не бросай меня». А как еще можно было его успокоить?
Наталья Дунаева:
Мы должны были с Ирой встретиться, но она не пришла. Я удивилась, позвонила; говорит: «Не могу по телефону сказать». Приехала к ней, стала расспрашивать. Ира была белая как мел.
Вера Шаталина:
Три дня Ирина Александровна не приходила на тренировки. Такого не было никогда. Мы не понимали, что случилось. Я дозвонилась до Зои Зиновьевны, она сказала: «Не волнуйся, завтра Ирина Александровна будет вас тренировать».
Наталья Дунаева:
В Москве, пока Винер работала с детьми, я ходила за покупками с сумкой на колесиках.
Знала, где овсяное печенье будут давать в одиннадцать, а где – в четыре часа. Продавцы мне подсказывали. Покупала по две пачки, по три, сколько в одни руки давали. Алишер любил овсяное печенье.
Напротив спорткомплекса ЦСКА на Ленинградском проспекте в магазине «Молоко» можно было купить сыр. Триста граммов. Выручало мое двустороннее пальто – и черное, и белое в крапинку. Отстояв очередь, я пальто выворачивала, набрасывала на голову платок и становилась еще раз. Если мою хитрость замечали и говорили: «Вы уже стояли», уверенно отвечала: «Нет!» Ничего из купленного при мне не было: отдавала девочкам. Брала с собой тех, кто закончил тренировку. Они и очередь мне в соседних гастрономах занимали. За шпротами, сайрой, конфетами, за всем, что не портится.
Возвращались в Ташкент, Ира сразу ехала к Алишеру. Я отговаривала: «Ты старший тренер, ты на виду, не надо тебе ездить. И я могу отвезти». Она не соглашалась: «Нет, Наташа. Я должна сама».
В Новогорске тренировалась легендарная «Красная машина», суперзвезды мирового хоккея: Харламов, Мальцев, Фетисов, Третьяк, Ларионов, Макаров, Касатонов, Билялетдинов, Петров… Алишер подружился с ними, когда был в сборной команде СССР по фехтованию. Я заходила к хоккеистам, они подписывали клюшки, и я везла их тем людям, от которых зависел Алишер. Благодаря клюшкам легче решались многие вопросы. Такой сувенир, как автограф Харламова, ни с чем по ценности невозможно было сравнить.
Я никогда никого не любила. В молодости не знала, что такое любовь, и о любви не мечтала. Замуж выйти, родить – да, думала об этом, как думают все. И вот полюбила.
Алишер был уверен, что я никуда не исчезну. Знал: у него есть спина, стена, подруга, друг, любимая женщина… Это, конечно, держало его на плаву. И меня тоже. Потому что я была нужна, потому что я понимала: человек любит.
Говорила Алишеру, что все будет нормально, хотя сам он в это мало верил. Пересказала ему сон, в котором увидела его в «Хилтоне»: хорошо одетый, в обществе солидных мужчин он ведет переговоры. Алишер ответил: «Ты что? Меня в Ташкенте даже не пропишут!»
Один раз Антон ездил со мной к нему, в мой день рождения. Поехали с Зоей. Автомобиль сломался, сидели в придорожной пыли, но все-таки добрались.
15
Мне говорили: «Выбирайте: или вы в спорте, продолжаете тренерскую работу, выезжаете с детьми на соревнования за границу, или для вас важнее другой маршрут». Я ответила: «Готова от всего отказаться, но от этого человека не откажусь».
Перед чемпионатом Европы жить в Новогорске мне не разрешили. Из гостиницы «Космос» через всю Москву ехала на тренировку и уезжала ни с чем, места в зале для меня не находилось.
Венере поменяли программу, тренировали в каком-то чудовищном режиме, травмировали, делали блокады на позвоночнике. Выступить на чемпионате в полную силу своего таланта она не смогла.
Без тренера не существует гимнастки, и без гимнастки тренера тоже нет.
Венера Зарипова:
Готовилась, а Винер не пропускали. Помню ее за окнами зала: стоит на холоде, смотрит, как меня тренируют.
Этим издевательство над ней не исчерпывалось. Москва и Киев переманивали меня. Обещали и квартиру, и машину, и зарплату. Я отвечала: «Нет». Понимала, что Ирину Александровну хотят оставить без самой перспективной ученицы. Да еще в тяжелое для нее время.
Вера Шаталина:
«Брось его, и все наладится», – это часто советовали. Разговоры при мне происходили, я была уже взрослая девочка.
Она поразила меня этой верностью своей, преданностью. Не каждая женщина и не каждый мужчина может так поступить ради любимого человека. Да и представьте себе Узбекистан: пустыни, кишлаки… Она едет на перекладных, молодая, красивая.
Как-то получалось у него дать весточку своим знакомым в Москве, и меня пропускали в Большой театр. Прямо с тренировки я ехала на балет. В виде самом, мягко говоря, непарадном меня провожали чуть ли не на первый ряд.
Прислал платок, где-то нашел платочек шелковый, бирюзовый. Я не поняла. Оказалось, платочек – предложение выйти замуж. Такой обычай узбекский.
У начальства Алишер был на хорошем счету. Работал, читал, учился. Я не хочу в это все углубляться. Единственное, что могу сказать еще: Новый год мы отмечали однажды у него там, и было такое место, даже не знаю, как назвать, – место для рабочих в свинарнике, подсобка. Разрешили нам в ней посидеть. Это был самый счастливый Новый год в моей жизни. С милым рай и в шалаше, если милый атташе – не мой вариант. С милым рай и в шалаше, точка!
Вера Шаталина:
Никто не понимал ее. Большинство друзей отвернулось. Оставшихся можно