Какой бы плохой ни была привычка, что бы ни управляло вашей жизнью — социально приемлемое или нет, — вам нужно от этого избавиться. Резко завязать самому или с чьей-то помощью, но соскочить необходимо.

У всех людей, независимо от их статуса, есть привычки, с которыми они борются. И победить их никогда не поздно.

Эйзенхауэру было 58 лет, и его привычка тоже была очень взрослой.

Это не имеет значения. Важно то, что мы делаем сегодня.

Важно, чтобы мы предпочли не быть рабами.

Мы выбираем свободу.

Мы спасаем себя, чтобы можно было спасти (и продолжать спасать) мир.

Избегайте лишнего

Катон Старший никогда не носил дорогую одежду. Он пил то же вино, что и его рабы, и регулярно на равных трудился с ними в поле. Он покупал еду на общественных рынках и отказался от дорогих атрибутов высшего общества.

Он говорил, что лишнее не бывает дешевым.

Если Катону что-то не было нужно, он это и не покупал. Если его что-то не волновало, ему было все равно, волнует ли это других. Однако смысл этой экономности состоял не в аскетичности, а в независимости. Катон жил в скромном доме, вдохновившись одним из своих героев — Манием Курием.

Однажды послы самнитов попытались подкупить римского военачальника Мания Курия Дентата. Послы застали его на кухне, где он запекал репу. Увидев такое, послы мгновенно поняли, что их миссия бесполезна: человек, довольствующийся столь малым, никогда не поддастся искушению[51].

Когда мы начинаем желать больше, чем нам нужно, то становимся уязвимыми. Когда мы перенапрягаемся в погоне за чем-то, то теряем независимость. Вот почему Катон отказывался от дорогих даров, занимался политической деятельностью бесплатно, вот почему путешествовал с минимумом слуг и в быту пользовался простыми вещами.

Один человек удивлялся простой одежде царя Агесилая и всех спартанцев. Царь ответил: «Так ведь этот образ жизни — почва, на которой возросла наша свобода»[52].

Боксер Рубин Картер[53] провел в заключении по несправедливому обвинению 19 лет, и выжить ему помогло отнюдь не богатство. Напротив, он намеренно лишил себя базовых тюремных удобств — подушек, радио, ковриков, телевизора, порно. Зачем? Чтобы у него больше нечего было отнять. Чтобы лишить охранников рычагов воздействия.

Когда мы строги к себе, другим труднее быть суровыми с нами. Проявляя строгость к себе, мы лишаем других власти над нами.

Живущий экономно гораздо свободнее того, кто так не поступает. Вот почему художник Микеланджело, пусть и не жил так же аскетично, как Катон, но тоже избегал подарков от богатых покровителей. Он не хотел никому быть обязанным. Он понимал, что настоящее богатство — независимость.

Может показаться, что жизнь Катона или Микеланджело была трудна. На самом деле — во многом проще, чем у других. Меньше вещей, о которых приходится беспокоиться. Меньше ходить на поклон. Незачем бояться, что завистники что-нибудь отберут.

Помните: меньше удовольствия, чем переутомленный человек, у которого еще и должники на пороге, получает только обладатель высокооплачиваемой работы, которую нельзя себе позволить потерять. Никто не свободен меньше человека, оказавшегося в ловушке на беговой дорожке: она ускоряется, он вынужденно двигается все быстрее, но при этом не идет никуда.

Мы часто в шутку произносим: я бы умер без своего [сами вставьте предмет роскоши]. Как можно так жить? Это не такой уж риторический вопрос.

Ответ? Они сильнее нас.

«Чем больше человек является человеком, — написал редактор Максвелл Перкинс[54] на своей каминной полке, — тем меньше он желает». Когда вы избавляетесь от ненужного и лишнего, оставшееся — и есть вы. Осталось то, что важно.

Но как понять, что именно лишнее? Один из возможных признаков — то, как сильно другие люди навязывают вам это. Неуверенные в себе постоянно заставляют нас стать похожими на них. Еще один признак — насколько ваш интерес мотивирован стремлением не отстать или боязнью что-то упустить.

Спросите себя: разве я и человечество не обходились без этого долгое время? Что было в прошлый раз, когда я получил желаемую вещь, — долго ли ощущалось удовлетворение по сравнению с раскаянием покупателя? И откуда я знаю, что эта вот вожделенная штука упростит мою жизнь? Ведь прошлая-то не упростила! Доказательства — в выдвижном ящике с разным барахлом или в дальнем углу кладовки.

Вспомните, как всего несколько лет назад вы довольствовались меньшим. Насколько вы были экономнее — по необходимости. Были ли годы молодости, когда вы стремились и боролись, временем нехватки чего-то? Годами, о которых вы сожалеете?

Как правило, нет. Это были счастливые дни. Мы почти скучаем по ним. Тогда все было проще. Чище. Было больше ясности. О большей части излишеств, которые появились у нас потом, мы даже и не подозревали. И мы не сохли по ним. Мы даже не знали, что такое возможно!

Не знали, что они сделают нас менее свободными и более зависимыми.

Чем меньше вы желаете, тем вы богаче, свободнее, сильнее.

Это же так просто.

Освободите рабочий стол

Градостроитель Роберт Мозес был не самым милым, зато результативным человеком. За десятилетия пребывания у власти он сделал больше, чем многим казалось возможным: разбил миллион гектаров парков и 670 километров бульваров, построил 658 игровых площадок, 13 мостов, а также жилые дома, туннели, стадионы, общественные центры, выставочные залы — вся эта гражданская инфраструктура в Нью-Йорке стоила примерно 27 миллиардов долларов.

Он не просто хорошо справлялся со своей работой — он отлично выполнял множество обязанностей, занимал в течение долгой 44-летней карьеры 12 должностей, в том числе посты комиссара парков Нью-Йорка, президента Комиссии штата по энергетике и председателя Управления мостов и туннелей Трайборо.

Двигаетесь по Вест-Сайд-Хайвей — это Роберт Мозес. Пересекаете по мосту Трайборо пролив Харлем — и это Роберт Мозес. Отправляетесь в Государственный парк Ниагара-Фолс — Роберт Мозес. Посещаете парк Джонс-Бич — Роберт Мозес. Плаваете в бассейне «Астория» — Роберт Мозес. Всемирная выставка в Нью-Йорке 1964–1965 годов — Роберт Мозес. Зоопарк Центрального парка, стадион «Шей-стэдиум», туннель Бруклин-Бэттери, театр Джонс-Бич, Линкольн-центр — Роберт Мозес.

Его произведения формировали и определяли Нью-Йорк с 1924 по 1968 год и заслуживают того, чтобы их оценивали в сравнении, как выразился биограф Мозеса Роберт Каро, не с предшественниками и преемниками или даже с другими городами, а с целыми цивилизациями.

Как Мозес добился этого?

Грубая сила Макиавелли, конечно. Безумная трудовая этика. Полное равнодушие к сопутствующему ущербу и безразличие к последствиям своих действий. Честолюбивое и