– «Молнии» – сбор! Сбор! Я в левом вираже на двух тысячах, все ко мне! – Пора уже было уходить: бензина осталось всего ничего. Только-только долететь.

Из клубов дыма и пыли, как цыплята к своей наседке, к нам с Василием выскакивали «Яки» с молниями на капоте. Все? Вон – подошло одно звено… другое, а где еще одна пара? Ага – вот и они. Все, собрались – пошли!

* * *

Дошли и сели все благополучно. Что нельзя было сказать о соседях…

Сразу после нашей посадки руководитель полетов, переговорив по рации, подошел ко мне.

– Соседи садятся, товарищ капитан. Командир 161-го полка…

Я взглянул. С запада, поддымливая мотором, на посадку заходил «Як-1б». Второй «Як» шел нормально, без дымного следа.

– Петр Сергеевич, – обратился я к своему технику, – ты ведь «Як-1б» знаешь? Пойдем, посмотришь, если что. И еще кого-нибудь возьми.

Скинув парашют на землю, я бросил на него шлемофон, расстегнул и снял портупею с кобурой и начал сбрасывать комбинезон. Рядом с водовозкой уже стоял солдатик и выцеливал меня наконечником шланга.

– Давай, лей! – плотная, холодная струя ударила в грудь. Я аж заплясал на плоском снарядном ящике. – Эх-х, х-хорош-шо! Давай еще лей, не жалей!

Быстро ополоснувшись, я наскоро вытер голову полотенцем и прямо на мокрое тело натянул комбинезон. Когда истребитель командира соседнего авиаполка подрулил к стоянке, я уже затягивал на себе ремень.

– Капитан Туровцев, заместитель командира отдельной авиационной группы «Молния»! – откозырял я средних лет майору, который, не глуша мотора, тяжело вылез из кабины «Як-1б».

– Слышал, знаю, – буркнул он, козыряя в ответ. – Майор Овсюгов, командир 161-го ИАП.

– Что у вас с самолетом, товарищ майор? Заглушите двигатель, наши специалисты посмотрят…

– Некогда, капитан! До вас долетел, до себя как-нибудь доковыляю… Видел вас сегодня в бою… Выручайте, братцы! – вдруг, не сдерживаясь, крикнул майор. Его лицевые мышцы судорожно задергались. – У меня половину полка… как корова языком… Эх-х!

Он рукавом вытер лицо и, успокаиваясь, продолжил:

– Выручайте нас, ребята! Вы же можете, я видел! У меня молодежь, ни в группе толком удержаться не может, ни в паре… Эх! – Майор безнадежно махнул рукой. – Смелости-то полно, умения вот нету! Горят! Один за другим горят! Утром вылетали – двадцать четыре истребителя было… – Он непроизвольно всхлипнул. – Двадцать четыре, твою ма-а-ать! – как бы удивляясь собственным словам, протянул майор. – А сейчас – девять… Девять, ты понял, капитан? Всего девять! А через час сколько останется? А? Я тебя спрашиваю!

– Прекратите истерику, майор! – Надо побольнее ему врезать, чтобы себя жалеть перестал. – Группа «Молния» только что вышла из боя. Четвертый вылет с утра. Сбито… Сколько сбито? – повернулся я к подошедшему старшему лейтенанту Извольскому. – Только за первую половину дня группой сбито семнадцать самолетов противника! У нас потерь нет. Учить надо было своих пацанов, майор! А не рыдать сейчас! Вы на войне, пора бы уже это понять…

Майор только открывал рот и негодующе хлопал глазами.

– Ты что? Меня… да я…

– Пр-рекратить! – я поймал его бешеный взгляд. – Чего вы добиваетесь, майор? Помощи? А мы что делаем там, над линией фронта? Приводи своих пацанов, и держитесь к нам поближе – фашистов на всех хватит! Вон они, группами до двух сотен самолетов весь день висят! Вот «лавки» из 194-го ИАП с утра с нами крутятся – и не жалеют! Потери есть, конечно, но – несопоставимые с вашими. Так будем ваш самолет смотреть?

– Нет! У себя посмотрю. До встречи, там, над ленточкой! Помогайте нам, «молнии»! Мальчишек ведь жалко!

Майор запрыгнул на крыло, быстро заскочил в кабину и махнул рукой ведомому. Истребитель взревел, обдал нас пылью и прямо со стоянки пошел на взлет.

– Бедовый мужик, – покачал головой техник. – Не наломал бы он дров с таким-то настроением…

– Не наломает, Петр Сергеевич, закалка у него есть… – проговорил я, провожая глазами превращающиеся в точки самолеты. – А если есть закалка – сталь пружинит, а не ломается…

– Так, товарищи офицеры! Внимание! Кто еще не заполнил форму отчета о вылете? Никаких «ох», и про чью-то мать я слышать не хочу! Вы в армии или кто? В армии все делается строго по порядку: вечером сапоги чистятся, а утром они надеваются на свежую голову! Вот в таком вот порядке… И никак иначе. Подходим, подходим… Сдаем отчеты, да поживее – обедать пора!

– Давайте, ребята, давайте! Наворачивайте как следует! Я сам пробу снимал, борщ – сказка! – Доктор Кошкин в белом поварском колпаке ходил вдоль длинного деревянного стола, за которым расселись обедающие летчики, и выдавал свою обычную порцию шуток и веселой трепотни, желая повысить настроение пилотов и дать им хоть маленькую, но разрядку.

– Виктор Михайлович, давайте заглянем ко мне, – пригласил меня подполковник Степанов. Мы прошли в удобную штабную землянку. Не успели присесть за стол, как раздалось гудение аппарата, и телефонист, зажав микрофон, проговорил: «Товарищ подполковник! На линии командующий армией!»

Степанов взял свою трубку. Звук был хороший, и я четко слышал весь разговор.

– Здравия желаю, товарищ Первый!

– Здравствуй и ты, Иван Артемович! Ну, что? Слышал уже?

– О чем?

– Не прикидывайся, Иван Артемович! Я о потерях! Сейчас еще четырех часов нету, а армия утратила в воздушных боях шестьдесят два истребителя… В некоторых полках осталось машин меньше, чем по штату в эскадрилье должно быть. Веришь, в 157-м полку осталось шестнадцать, а в 163-м и 347-м истребительных полках всего шесть и семь исправных «Яков»! В 279-й дивизии истребители «Ла-5» за день выбили наполовину. Из-за большого числа поврежденных машин боеспособность многих полков резко упала. В полках чудят, как будто летать разучились, – при вылете на боевое задание по тревоге группы не собираются над аэродромом, ведущие не ждут ведомых. Истребители вступают в бой разрозненно, без наращивания сил. Вызовы групп в районы боя в большинстве случаев запаздывают. Офицеры наведения врут в оценке воздушной обстановки. В общем, Иван Артемович, нашим истребителям пока не удается парализовать противника…

– Да-а, товарищ Первый… А чем мы-то способны помочь? Мы и так делаем все возможное…

– Знаю, Иван Артемович, мне докладывают. Верно, что у вас нет потерь?

– Так точно, нет.

– А сбили вы сколько?

– По донесениям летчиков, на 14.40 насчитывается семнадцать сбитых. Подтверждений с земли пока еще нет, но пехоте сейчас не до нас. Я лично участвовал в двух вылетах, могу вас заверить, что данные точные. Наверняка мы сбили и больше, но самолеты противника, «ушедшие с дымным следом», я приказал в итоговую таблицу не вносить. А семнадцать машин горят на земле, это всем видно!