– Молодцы, «молнии»! Другого такого результата ни на одну боевую часть в армии нет. Ты вот что, подполковник… Приказывать тебе я не могу, но прошу: помоги! Чем можешь – помоги! Сам же видишь – ломаем мы с немцем друг друга, нельзя нам тут слабину дать. Душить его надо, бить не переставая!

– Не надо меня уговаривать, товарищ Первый! Я не мальчик! Я с Испании их метки на своей шкуре ношу и все никак не расплачусь с долгами… Мы делаем все возможное. И будем делать. Но разменивать своих ребят «жизнь на жизнь» я не дам. Не для того группа была создана. Мы будем драться над своими районами прикрытия, уничтожать бомбардировщики врага. А еще лучше, если вы нам поручите обескровить истребительные части противника. К этой работе наша группа наиболее подготовлена. Ведь мы же – «истребители истребителей»!

– Вот и хорошо, Иван Артемович, вот и славно! Займитесь фрицевскими истребителями, дайте моим вздохнуть! Я еще «Кобры» в резерве придержал, вот их на бомбардировщики и нацелим. Ну, а вы уж давите «мессеров» с «Фокке-Вульфами», хорошо?

– Группа «Молния» со своей задачей справится, товарищ Первый!

Экий ты у нас, Иван Артемович, политик! Как завершил разговор: и согласился вроде бы, и о своем особом статусе впрямую сказал! Молодец.

Молодец-то молодец… Да вот что же нам делать? Уж больно накал боев высокий. Не сгореть бы в них, как бенгальскому огню – радостно, но моментально и бестолково…

* * *

– Разрешите, товарищ подполковник? – в проеме двери нарисовался наш инженер с раздувшимся от кучи бумаг и формуляров планшетом в руках.

– Давай-давай, инженер, заходи! Видишь, мы тут с капитаном Туровцевым кумекаем, как нам дальше жить-воевать… А ты с чем пожаловал, а?

– Да и я, товарищ подполковник, с этим же. Думки-то теперь у нас одни. Как бы и самим выжить, и немцев побольше угробить.

– Верно мыслишь, инженер, в корень, так сказать, зришь! Ну, говори…

– Техники первичный осмотр и обслуживание самолетов произвели, товарищ подполковник. Особых вопросов и тревог вроде бы и нет… – Инженер группы замялся.

– Давай-давай, выкладывай, что ты там приготовил…

– Пока – ничего особенного. Еще несколько пулевых пробоин нашли, заменили пару тяг, дыры заделали, естественно. Свечи проверили – нагара и свинца вроде нет. Масло в норме.

– Ну, что тянешь? Что не в норме?

– Меня беспокоят несколько моторов, товарищ подполковник.

– А что с ними?

– Пока ничего, но это – пока! Как вы знаете, ВК-107 форсирован до предела, облегчен до предела. Стенки мотора тонкие, узлы только-только дают рассчитанную прочность… А на четырех самолетах установлены 37-мм мотор-пушки. Да еще на четырех – мотор-пушки в 23 мм. Летчики палят во всю ивановскую, как у Пушкина в «Царе Салтане», не думая о прочности металла двигателя. В местах креплений мотор-пушек уже есть подозрительные трещины.

– Та-ак, ну и что же ты предлагаешь? Не стрелять?

– Я бы предложил заменить хотя бы 37-мм пушки на 23-мм. За них у меня меньше душа болит. А еще лучше – на 20-мм. Что вы, товарищ командир, на это скажете?

Я не выдержал и влез в разговор.

– Разрешите, товарищ подполковник? Мы сейчас пытаемся понять и решить одну проблему. А мне она видится более многогранной. 37-мм пушки на истребителе «Як-3» и мне представляются несколько избыточными. Да и летчики об этом сообщают. Понимают, что их нужно испытать, проверить в бою, но говорят, что уже и так все ясно! Великоват калибр для наших «молний». Можно документировать результаты стрельб по этим истребителям и менять пушки на 23-мм. Они, на мой взгляд, наиболее оптимально соответствуют понятию «мощного огня» у «третьяка». Кстати – замена пушек на любой калибр – хоть 20, хоть 23, хоть – 37 мм на весе истребителя, а значит, на его боевых качествах абсолютно не сказывается. Так что можно даже опросить летчиков и поставить такое оружие, которое они выберут сами. Ну а потом по итогам войсковых испытаний будет ясно, кто, сколько и чего сбил, каким количеством снарядов сбил и так далее. Это все впереди. Я же хочу сказать о другом. Считаю, что нам срочно надо накопить двойной, а может быть, и тройной запас моторов. Боюсь, не будут они у нас выдерживать свой ресурс. Посмотрите, что в бою приходится делать! Сплошное насилие над бедной железякой. То перегрев, то форсированный режим! Я еще удивляюсь, что они стружку не гонят… Что, есть уже стружка в масле? А что же вы молчите, товарищ инженер? Вы понимаете, что вы ставите жизнь летчика под угрозу? Мне как заму командира по боевой работе плевать, что мотор не держит сто часов ресурса! Сколько он уверенно даст? Пятьдесят? Тридцать часов? Пусть об этом душа болит у завода в Рыбинске… А вот если у летчика в бою мотор сдаст и не вытянет своих характеристик, то летчик немедленно будет расстрелян в своей кабине! Здесь лопухов нет, товарищ инженер! Против нас воюют лучшие асы фашистской Германии! Не забывайте об этом. – Я повернулся к Степанову: – Товарищ подполковник, я прошу, я настаиваю… Под мою личную ответственность, в конце концов! Я требую, чтобы моторы незамедлительно заменялись при малейшей угрозе снижения их рабочих параметров. Актируйте и отправляйте их к чертовой матери обратно на завод. Пусть там их изучают, а нам летать надо!

– Ну-ну, Виктор Михайлович, успокойтесь! Я думаю, что оппонентов у вас нет, и не будет. Ваш подход к этому вопросу мы полностью разделяем, не так ли, товарищ инженер? Вот и чудесно! Дайте заявку в воздушную армию на транспортный самолет в Москву и в ОКБ – на дополнительные моторы. Надо привезти сюда столько моторов, сколько потребуется. В конце концов – у нас важнейшее государственное дело! Понимать же надо!

* * *

А потом был еще один вылет и еще один…

Сразу после обеда и разговора в штабной землянке я собрал личный состав около своего гамака.

– Садитесь прямо на землю, Антеи… Это потом… А сейчас я вот о чем поговорить с вами хочу, товарищи красвоенлеты. Вы своими глазами видите – ситуация сложная. Я бы даже сказал: архисложная. Фашисты словно озверели, смерти не боятся. Нет, не так… Они пытаются снова, как летом сорок первого, сунуть наши ВВС носом в грязь. Навязать нам бой по своим правилам, заставить нас вспомнить чувство страха и неуверенности. Беседовал я сегодня с одним впечатлительным майором…

Я не стал впадать в театральщину и продолжил уже негромко:

– Этому не бывать. Нынче и год другой, и мы другие. Я к этому истребителю, к этим боям с конца лета сорок второго года готовился… Со Сталинграда… Да и вы в кустах не отсиживались. В общем, так…

Я сжал кулак и впечатал его в ладонь. Летчики уставились на мои руки. Дождавшись, когда они вновь поднимут глаза, я поймал их взгляды и начал накачку.

– С этого вылета меняем рисунок боя. Нам не нужны красивые поединки с фашистскими асами. Мы должны поставить дело уничтожения воздушного потенциала противника на поток. Я повторяю: на поток! На конвейер! На твердую фабрично-заводскую основу: взлетели, нашли, убили, вернулись, сели… И опять – весь производственный цикл снова. И снова. С перерывами, естественно, на обед…